Читаем Кrom fendere, или Опасные гастроли (СИ) полностью

Сай будто опомнился. Эти строки письма Генри горели перед глазами, жглись, но… Но ничего не значили. Ещё секунду назад он готов был, опьянённый, пленённый своими воспоминаниями, поверить, что… Нет, просто заноза, когда-то сидевшая в сердце, дала фантомную боль. Первая любовь оставила глубокий шрам, который теперь сочился свежей кровью — потому что на него слишком сильно надавили… «Забыть ли старую любовь и дружбу прежних дней, забыть ли старую любовь и не грустить о ней…» (1) Нет, не забыть — было! Любил! Жил этой любовью и только ею, имя «Генри» шептал ночами, в бреду, в здравом уме, баллады слагал для него, всего себя готов был отдать… И отдал бы… Но не вернуть и… не простить. Виноват отец? Ну и что? Он ведь Генри руки не выкручивал, человек всегда сам решает, стать ли под напором обстоятельств негодяем — или не стать… Нужно объяснить Генри, что ничего между нами быть не может. Мягко, но твердо. Попытаться не обидеть его, не причинить боль, никакой мести, правильные слова. Всё прошло, выпало пеплом, унесено водами. «А если ты, Генри, всё еще любишь, то… то ищи другие пути, а наша дорога оборвалась тогда, в маленькой квартире в Копенгагене, откуда отец уволакивал меня в последний раз, а ты, Генри, стоял, опустив руки вдоль тела, и мял в ладони салфетку… Мы тогда обедали. Ты принёс тминный хлеб, копченую селедку, купленную на мои деньги, что я копил нам для побега в Германию. Вот и сейчас — снова Гамбург, круг разомкнулся, на этот раз навсегда… Я не люблю тебя, Генри! Alles (2). Но я знаю, что значит любить, насколько любящий уязвим, беззащитен, раним, и я попытаюсь объяснить тебе, что ты должен жить дальше, без меня, но жить и искать другое счастье. А я своё нашёл. Может быть, именно благодаря тебе — и нашёл, и узнал, что это настоящая любовь. Мой Гарри…»

— Выходим, после меня. — Валдис тронул Сольвая за плечо, что позволял себе крайне редко. — Спишь? Приехали. Стоишь, ждёшь меня, в такси садишься сзади слева.

— Да будет тебе. Чего ты со мной, как с лохом? Я давно правила знаю, на инстинкте уже. — Сай, потягиваясь, встал и выглянул из окна. Крытый перрон красивого, как замок, вокзала Сент-Панкрас: кругом снуют приезжающие и отправляющиеся через тоннель на континент в таком же, как тот на котором они прибыли, желтомордом поезде. Прошло около восьми часов, как они с Валдисом вышли из дверей гостиницы, телефон Сая, лишенный голоса, истерично сигналил световыми знаками — сорок пять вызовов… Всё потом!

— Валли. — Сольвай придержал охранника за рукав безупречного чёрного пиджака. — Мне надо одному побыть, дело есть интимное, а ты меня тут вот подожди, видишь забегаловку? До семи часов, ладно? Ну что со мной в Лондоне случится? Я сейчас совсем не похож на знаменитого Сванхиля, на меня никто не посмотрит, лады?

Валдис быстро смекнул, что «подотчетная звездочка» сейчас просто прыснет через дорогу и легко затеряется в толпе — ищи его потом. Да еще и след магией запорошит! Этот может.

— Ну ладно, — он сделал вид, что согласен, — встретимся или тут, или, если опоздаешь, то на перроне. За полчаса до отправления. Билеты у меня. Салют!

И они расстались. Сольвай сел в автобус, идущий до Тоттенхэм Корт Роуд, а Валдис кивнул и неспешно пошел в сторону Кинг-Кросс… Но не такой он был человек, Валдис Кропенс, чтобы отпустить подростка одного. Да еще этого — бешеный мальчишка, нет, не то чтобы безответственный — напротив, но всё равно нуждающийся в защите профессионала. Сколько уже вместе прошли, в такие переделки влипали! И «Птенчик номер раз» всегда вёл себя как настоящий полководец, лидер с холодной волей и изощренным умом. Только вот… как понимать этот его бзик? И, прикинув что-то, решил профи Валли тихонечко проследить за явно не совсем адекватным сегодня работодателем.

Держась за кожаные петли, кишками свисавшие с потолка салона, Сай пытался взбодриться, смотрел в окно, считал остановки. Но на беду из монотонного разнообразного гула людских разговоров, звуков города, механическое устройство, объявляющее остановки приятным мужским голосом, прямо вдалбливало ему в голову названия: Копенгаген стрит, Денмарк стрит… Что это? Наваждение какое-то! Датский синдром — дисфория (3) Генри… Сольвай дёрнулся к дверям, решив пройти оставшиеся пару кварталов пешком, и краем глаза заметил очень знакомый крупный силуэт, мелькнувший в окне притормозившего на светофоре кэба.

— Ага, не отстал Валдис! Ожидаемо, — сам себе вслух сказал Сай и даже развеселился. — Поиграем!

Он рванул сквозь уличное людское море, искусно маскируясь магическими мороками.

Пара минут — и славный такой старичок в клетчатой кепке бодро вышел из-за газетного киоска и свернул на Греческую улицу к кафе «Coach & Horses» (4).

Кропенс, выскочив из такси и пыхая как раненный носорог от досады на себя и на Сванхиля, покружил по окрестностям, но беглеца не обнаружил, поэтому вернулся в то место, которое изначально назначил для встречи Сай, и постановил ждать его там. И навесить безалаберному мальчишке подзатыльников!.. Хотя бы мысленно…

…………………………………………………

(1) Строки Р. Бернса

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
После банкета
После банкета

Немолодая, роскошная, независимая и непосредственная Кадзу, хозяйка ресторана, куда ходят политики-консерваторы, влюбляется в стареющего бывшего дипломата Ногути, утонченного сторонника реформ, и становится его женой. Что может пойти не так? Если бывший дипломат возвращается в политику, вняв призывам не самой популярной партии, – примерно все. Неразборчивость в средствах против моральной чистоты, верность мужу против верности принципам – когда политическое оборачивается личным, семья превращается в поле битвы, жертвой рискует стать любовь, а угроза потери независимости может оказаться страшнее грядущего одиночества.Юкио Мисима (1925–1970) – звезда литературы XX века, самый читаемый в мире японский автор, обладатель блистательного таланта, прославившийся как своими работами широчайшего диапазона и разнообразия жанров (романы, пьесы, рассказы, эссе), так и ошеломительной биографией (одержимость бодибилдингом, крайне правые политические взгляды, харакири после неудачной попытки монархического переворота). В «После банкета» (1960) Мисима хотел показать, как развивается, преображается, искажается и подрывается любовь под действием политики, и в японских политических и светских кругах публикация вызвала большой скандал. Бывший министр иностранных дел Хатиро Арита, узнавший в Ногути себя, подал на Мисиму в суд за нарушение права на частную жизнь, и этот процесс – первое в Японии дело о писательской свободе слова – Мисима проиграл, что, по мнению некоторых критиков, убило на корню злободневную японскую сатиру как жанр.Впервые на русском!

Юкио Мисима

Проза / Прочее / Зарубежная классика