Читаем Кrom fendere, или Опасные гастроли (СИ) полностью

— Стой-стой, — будто не слыша, встрепенулся Генри. — Я разведусь, хоть Ирма и не особенно здорова. Лишь бы быть с тобой, я всё брошу, раз ты меня прощаешь! Не могу без тебя! Два года как в аду, каждый день тебя вспоминал, каждую ночь! Я ждал, понимаешь, ждал, когда ты станешь старше и сможешь… когда к тебе можно будет приблизиться, когда ты всё будешь решать сам.

— А я всегда всё решал сам.

— Скорпи! Дай мне шанс! Я всё исправлю, всё изменю, докажу тебе! Помнишь, мы…

— Не хочу, чтобы что-то менялось. — Сай передёрнул плечами. Ему захотелось схватить Генри, тряхнуть и чётко сказать ему в лицо: «Только попробуй что-нибудь изменить!» — Не было никаких «мы». Был ты, и был я — и что-то очень сильное между нами.

Генри, не смутившись внезапной резкости малфоевского тона, подхватил горячечно, глотая окончания слов, тараторя, как строча из пулемёта:

— Да, да, что-то — это любовь! Мы не успели, но сейчас есть шанс, ты теперь волен в своих поступках, я всегда буду рядом, искуплю, докажу, не могу без тебя, это счастье, что ты рядом! Ты моя половинка, моё солнышко! — Он схватил Скорпи за руку, жарко сжал ему пальцы.

Но тот аккуратно выскользнул, убрал ладони под столешницу.

— Я… мне нечего сказать… — Ему стало пронзительно жалко Генри, всё показалось таким нелепым, глупым. Зря он приехал. Затошнило сильней.

До чего же жесток мир! Вот сидит перед ним человек в муках, еще недавно такой нужный, желанный, так больно рвавший душу. За любовь к нему Скорпиус заплатил высокую цену — потерей пусть нелюбящей, но семьи, тремя годами отцовского проклятия, скитаниями, смертью Икара-Хоя, одиночеством. Всё, отдал всё до последней кроны, до эре (1), больше ничего не должен!

— Не надо ломать свою жизнь… — Сай сейчас себя ненавидел, но знал: только так сможет спасти Дреддсона. От себя, от него самого, от неразделённой любви… — Из-за меня — не надо! Ведь ты же как-то устроился. Выглядишь хорошо, молодец. И вообще… Чем я могу тебе помочь? Генри, не надо ничего. Пусть всё останется так, как есть. Пожалуйста. Вместе мы уже не будем, кончено. Прошло. Я могу тебя простить. Это трудно, но могу. Мы вообще не понимаем, на что способны. — Он вздохнул. — Но я — не твоя половинка. Я нашёл настоящую любовь, встретил человека. Самого главного в жизни. Очень его люблю. Тебя — нет. Всё зря. Не рви себе сердце, попытайся понять. Я не желаю тебе зла, если ты умеешь так сильно любить, то сможешь жить дальше. Без меня. Я же смог. Любовь тебя вылечит. Ты будешь счастлив, искренне желаю тебе этого! Но не со мной! Мы больше не увидимся. Никогда. Слышишь? Ни-ког-да! Знай, что я не держу на тебя зла, буду вспоминать о тебе лишь хорошее, но нас ничего не связывает. Поставь точку. Я не отвечу на твои письма, вообще читать их больше не стану, заблокирую любые контакты. Не хочу, чтобы мой любимый человек хоть на миг усомнился во мне. И главное — так будет легче тебе.

Взгляд Генри будто переключился. На другой режим. В нём мелькнула паника. Сай подумал, что не хотел бы услышать нечто подобное от того, кого любит, — слишком трудно отпускать, гораздо труднее, чем надеяться на невозможное или ненавидеть, гореть обидой, местью…

Возникла ещё одна пауза, стали слышны звуки окружающего мира: звякнул колокольчик на входной двери кафе; кто-то засмеялся в ответ на шутку; мимо, косясь на странных посетителей, так и не сделавших заказ, прошёл официант с подносом; заскочивший выпить клиент положил на стойку перед барменом мелочь; неподалёку прогудел автомобильный клаксон; в соседнем доме, прямо над «террасой», грохнула подъемная оконная рама…

— Мне будет легче, — медленно, нараспев, будто собираясь исполнять оперную партию, начинающуюся с этих слов, произнёс Генри. Как если бы пробовал голос. — Мне. — Сай услышал нотку иронии и поднял задумчивый взгляд. — Это я-то хорошо устроился? Помочь? Ну, конечно, поучи меня, как жить. Скорпи-Скорпи-Скорпи! Не ломать жизнь? Мою? Ну что же, окей, тогда сломаем чью-то другую, да? — Дреддсон хохотнул, это прозвучало неожиданным диссонансом мирному фону кафе: что-то резко изменилось в его голосе, для музыканта Сванхиля словно сбился акустический рисунок сложного, но до этого момента виртуозно исполнявшегося произведения. Генри развел руками, потягиваясь, — странный жест.

Сай понял, что подвис, и рассеянно ему улыбнулся:

— Рад, что мы всё решили и теперь…

— Я сохранил часть твоих писем ко мне, фотографии, — перебил его Генри. — И записал все телефонные разговоры с твоим отцом. Знаешь, просто из предосторожности.

— Да неважно уже. — Сольвай не понимал. — К чему это? Я и не знал, какие фотки?

— Но не только. — Генри откинулся на спинку стула и, расслабившись, расправил плечи. Одной рукой начал крутить за высокую ножку бокал с водой, вырисовывая донышком на скатерти широкие круги. — Упс! — Вода залила стол. — А к тому это, что его угрозы могут повернуться против него самого, если дать делу ход. Я многое узнал о твоей семейке за эти годы.

— Не надо мстить отцу, с матерью они развелись, и вообще все Малфои покинули Данию.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
После банкета
После банкета

Немолодая, роскошная, независимая и непосредственная Кадзу, хозяйка ресторана, куда ходят политики-консерваторы, влюбляется в стареющего бывшего дипломата Ногути, утонченного сторонника реформ, и становится его женой. Что может пойти не так? Если бывший дипломат возвращается в политику, вняв призывам не самой популярной партии, – примерно все. Неразборчивость в средствах против моральной чистоты, верность мужу против верности принципам – когда политическое оборачивается личным, семья превращается в поле битвы, жертвой рискует стать любовь, а угроза потери независимости может оказаться страшнее грядущего одиночества.Юкио Мисима (1925–1970) – звезда литературы XX века, самый читаемый в мире японский автор, обладатель блистательного таланта, прославившийся как своими работами широчайшего диапазона и разнообразия жанров (романы, пьесы, рассказы, эссе), так и ошеломительной биографией (одержимость бодибилдингом, крайне правые политические взгляды, харакири после неудачной попытки монархического переворота). В «После банкета» (1960) Мисима хотел показать, как развивается, преображается, искажается и подрывается любовь под действием политики, и в японских политических и светских кругах публикация вызвала большой скандал. Бывший министр иностранных дел Хатиро Арита, узнавший в Ногути себя, подал на Мисиму в суд за нарушение права на частную жизнь, и этот процесс – первое в Японии дело о писательской свободе слова – Мисима проиграл, что, по мнению некоторых критиков, убило на корню злободневную японскую сатиру как жанр.Впервые на русском!

Юкио Мисима

Проза / Прочее / Зарубежная классика