Читаем Кrom fendere, или Опасные гастроли (СИ) полностью

Дом, где помнят о том, как любил я щекою тереться

О колени её, весь укутанный лаской, как шелком, сидя с ней у огня

Белой ночью, влетавшей сквозь щелочки в шторке... И обнимут меня,

Сдув со лба мне печали и чёлку... Где игрушки хранят и коня

Руки той, что в руках никогда не держала иголку, но пришила впотьмах

Золотистую пуговку к куртке, чем спасла вновь меня

От побоев разгневанной суки и “доброго папы” ремня.

Я не жалуюсь, жду окончанья разлуки, наступления дня…

— Оставь так… родной. — Гарри развернул к себе Скорпиуса. Тот облизнул губы и подставил для поцелуя. Но Гарри, гулко сглотнув, посмотрел ему в глаза и подтолкнул к камину. — Иди, этот день настал!..

Вечером совершенно счастливый Скорпи, беспокойно засыпая у Гарри на плече, пробурчал, что прямо в камине, при перемещении, дописал то первое стихотворение:

— Вот, слушай, ну слова перед глазами сами прыгнули, и я твой голос слышал. Не веришь? Это ты, Гарри, мне надиктовал!

Вечнозеленый куст под снегом выживал

Теряя листья, засыхал, слабея,

Но с каждою весной он снова восставал,

Стволом крепчая и лозой нежнея.

Мне навстречу идёт туман, белый туман — вешний.

Я сам прозрачным, прохладным стал в его руках нежных.

А мне говорят: “Осень, чудак! Осень, земля плачет,

Уходит тепло”. А во мне не так — сердце, как мячик скачет.

— А знаешь, что бабушка сказала, когда я ей прочёл? — Вскинулся полусонный декламатор. — Не смейся только. Она у меня — чудо! Прелесть, самая лучшая женщина на свете! Она спросила так с лёгонькой ехидцей: «Туман — это, полагаю, мистер Поттер-старший? А почему белый? Впрочем, вам, господин Байрон, конечно, виднее. Образы при стихосложении вы используете яркие и интересные, а вот над рифмами кое-где стоит поработать». Гарри, я так сильно её люблю! Почти так же, как и тебя!

Сон всё-таки победил неугомонного Малфоя, он сник как-то вдруг — и затих, а Гарри долго лежал рядом без движения и даже боялся глубоко вдыхать, чтобы не потревожить любимого.


*

— С Драко поговорил? — Поттер завязывал туфли, сидя на кровати.

— Ой, да! Что он хотел? Я забыл перезвонить.

— Нужно что-то в представительстве. Ты, вроде, обещал подъехать.

— Не могу сегодня — я в универ. — Скорпи стоял в дверях полностью одет, свеж, чертовски хорош собой, источал аромат кофе и держал на плече большой рюкзак. Гарри вдруг вспомнил его с сумкой провизии на лестнице частного роскошного пансиона. Протёртые дешёвые джинсы, вспышка серебра волос, взлохмаченная чёлка, росинки пота на мраморном лбу. Паренёк с окраины с невесёлыми глазами уставшего, умудренного жизнью пса…

— В час семинар по Ронсару, — кажется, Скорпи и до этого что-то объяснял и говорил о Драко… Видение испарилось. Хлопнула аппарация. Младший Малфой так быстро научился перемещаться без волшебной палочки…

Но попасть в Лондон пораньше, как планировал, не вышло. Гарри как раз доедал кашу с уже осточертевшей тыквой (Пенки вычитала, что сей овощ очень полезен, и переубедить её было невозможно. Тыква была теперь и в пудинге, и в супе, даже в варенье. Ну что поделаешь — так маленькая, но упёртая повелительница кухни Сталкера представляла заботу о хозяевах…) — вдруг к нему ввалилась целая делегация! Восемь нарядно одетых норвежских троллей в веночках из луговых цветов, но при горных молотках за поясами кожаных штанов!

Гарри подавился и схватился за живот — от приступа смеха чуть не помер:

— Господа хорошие, в ботаников переквалифицировались? Или вас Великий Чёрный Властелин прислал с каким делом? Почему такой официоз?

— Дурак ты, Папа, — взгромоздившись на высоковатую для него скамью, сказал Киллэ. — Потому как молодой ышшо. Мы из камня сделаны — горный народ — и Чёрным служим сами, по договору.

— Что вы как неродные? — Поттер кивнул остальному посольству. — Рассаживайтесь, угощайтесь, мастера. Пенки, пива!

— Постоят. — Зыркнул на сородичей старшина. — А ты ваще, твоё лордство, как в школе этой вашей учился? Кто, по-твоему, вампира в полёте поддерживает? Особливо когда те еще охотились, — тролль отхлебнул из кружки и крякнул, — на девственниц всяких али на войне?

— Летучие мыши? — предположил Поттер на пробу.

— Бинго, Папа! Твоё здоровье! — Киллэ бесцеремонно взял и выпил не предложенный стакан, а кувшин целиком, встряхнулся, даже не поморщившись. — Вампиры и летают-то потому, что мы им крылья свои отдали. А вообще мы по делу…

— Буду знать. — Гарри всё ещё били короткие приступы ржача, но он с ними справился и спросил серьёзно: — Слушаю вас, господа, чем обязан столь впечатляющему визиту?

— Просим руки.

— Э… Чьей?

— Знамо дело! Вон той прелестной особы, что под дверью подслушивает.

— Пенелопа! — Гарри повысил голос. — Ты там?

— Нет, я крылечко подметаю, — раздался и правда от двери честный тоненький эльфийский голосок.

— Негодница!

— Ага, — довольно закивал Киллэ. — Негодно от любви-то сохнуть, твоя правда, Папа. Поэтому давай нам разрешение.

— Ничего не понимаю.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
После банкета
После банкета

Немолодая, роскошная, независимая и непосредственная Кадзу, хозяйка ресторана, куда ходят политики-консерваторы, влюбляется в стареющего бывшего дипломата Ногути, утонченного сторонника реформ, и становится его женой. Что может пойти не так? Если бывший дипломат возвращается в политику, вняв призывам не самой популярной партии, – примерно все. Неразборчивость в средствах против моральной чистоты, верность мужу против верности принципам – когда политическое оборачивается личным, семья превращается в поле битвы, жертвой рискует стать любовь, а угроза потери независимости может оказаться страшнее грядущего одиночества.Юкио Мисима (1925–1970) – звезда литературы XX века, самый читаемый в мире японский автор, обладатель блистательного таланта, прославившийся как своими работами широчайшего диапазона и разнообразия жанров (романы, пьесы, рассказы, эссе), так и ошеломительной биографией (одержимость бодибилдингом, крайне правые политические взгляды, харакири после неудачной попытки монархического переворота). В «После банкета» (1960) Мисима хотел показать, как развивается, преображается, искажается и подрывается любовь под действием политики, и в японских политических и светских кругах публикация вызвала большой скандал. Бывший министр иностранных дел Хатиро Арита, узнавший в Ногути себя, подал на Мисиму в суд за нарушение права на частную жизнь, и этот процесс – первое в Японии дело о писательской свободе слова – Мисима проиграл, что, по мнению некоторых критиков, убило на корню злободневную японскую сатиру как жанр.Впервые на русском!

Юкио Мисима

Проза / Прочее / Зарубежная классика