Отец потер висок, как будто она передала ему свою головную боль. Его познания в жестовом языке были почти исчерпаны.
Я просто избавлюсь от него, когда мне исполнится восемнадцать, – сказала она. – Это пустая трата денег.
Чарли, пошатываясь, добрела до ванной, намочила тряпку, вернулась в постель и положила ее себе на лоб. Ей не хватало отцовского замороженного шпината.
Позже она проснулась от вспышки его звонка.
Чарли села. В глазах все еще туманилось, но не двоилось, и она чувствовала себя немного лучше.
Она кивнула. Они разъединились, и она опять пошла в ванную, чтобы намочить волосы в раковине и собрать их в хвост. Потом она оделась во все черное, как полагалось работнику сцены, и отважилась выйти во двор, сильно щурясь от солнца.
Ей удалось пережить вторую половину дня без потерь; учителя, видимо, замечали, что она неважно себя чувствует, и практически ее не беспокоили. На последнем прогоне они отрепетировали световые сигналы и выход на поклоны, разделались с дюжиной пицц, и слишком скоро пришло время надевать костюмы и расходиться по местам. Фикман несколько раз нажала на выключатель света, отчего, как показалось Чарли, комната закружилась, как волчок, который, шатаясь, делает последний оборот.
В раздевалке девочки, играющие Потерянных мальчишек, размазывали по лицам друг друга коричневые тени для глаз, изображающие грязь, а за другим концом стола Габриэлла надевала лифчик с пуш-апом, чтобы показать как можно больше в декольте ночной рубашки. И не мечтай, подумала Чарли и пошла за кулисы искать Остина.
Она нашла его возле лампы дежурного света: он возился с пером на шляпе.
Но притянул ее к себе за шлейку на поясе.
За угол завернула Фикман, теперь уже с включенным налобным фонарем, и отчаянно замахала рукой.
Она указала на видеомонитор, который они установили: освещение в зале уже было приглушено. Остин поцеловал ее в щеку и побежал за задником к правой кулисе. Чарли подождала, пока дети Дарлингов не замрут на сцене, и подняла занавес.
Все шло гладко, но где‐то ближе к концу первого акта голова у Чарли опять разболелась в полную силу. Во время антракта она высунулась из‐за кулис и заметила в четвертом ряду своих родителей, а также Уайетта и бабушку, которые выглядели растерянными. Чарли была потрясена не только тем, что мама явилась на спектакль, но и тем, что она пригласила еще и свою мать. Неужели она и правда гордится ею? Чарли смягчилась, вытащила из кармана процессор, снова прикрепила его на голову в целях примирения и спрыгнула со сцены, чтобы поздороваться с ними.
Спасибо, что пришли, – сказала она.
Хорошая шляпа, – сказал ее отец, указывая на налобный фонарик.
А вот и наша маленькая театральная сердцеедка, – сказала бабушка Чарли. – Я слышала, ты очаровала самого Питера Пэна?
Вы что, издеваетесь? – спросила Чарли, бросив свирепый взгляд на своих родителей. Отец засунул руки в карманы.
Мы с твоим отцом просто заботимся о тебе, – сказала мать.
Ага, – сказала Чарли. – Можно мы обсудим это как‐нибудь в другой раз?
Но мать было не остановить.
Эмоции в этом возрасте зашкаливают, – сказала она. – Ей-богу, мне в твои годы всегда казалось, что сейчас наступит конец света. Мыслить здраво очень трудно.
Мы просто друзья, – сказала Чарли, адресуя свои слова бабушке, потому что это было проще, чем смотреть на родителей.
Ой, да чего уж, наслаждайся жизнью, – сказала бабушка.
Мать Чарли в ужасе посмотрела на свою мать, потом положила руку Чарли на плечо.
Лучше вам так и остаться друзьями, – сказала она.
Чарли знала: надо прикусить язык, чтобы этим все и кончилось. И она старалась, правда старалась. Но оно все равно вырвалось наружу.