Кроме шуток

Фебруари уже неоднократно звонили в четыре часа утра, но легче подобные звонки от этого не воспринимались – отчаянная трель, пробивающаяся сквозь сон, ощущение, что сердце застряло где‐то в горле, а ноги и руки стали чужими. Она отвечала на такой звонок в ночь, когда умерла ее бабушка, и еще на один несколько лет спустя, когда какой‐то пьяный водитель “лендровера” насмерть сбил ее дядю, впечатав его в дерево. Тогда она спускалась по лестнице на кухню, чувствуя босыми ступнями холод линолеума, и хрипло говорила в трубку. Оба раза она была ребенком, но звонки были предназначены ей – по крайней мере, только через нее информация могла поступить к отцу и матери.

Теперь ее телефон тонким прямоугольником светился в иссиня-черном мраке спальни, и на экране горело “Служба безопасности Ривер-Вэлли”. Ее прошиб пот еще до того, как она успела ответить. Лежащая рядом Мэл хлопнула ладонью по своему собственному телефону, потом повернулась и с недовольством посмотрела на Фебруари, сообразив, что для будильника еще слишком темно.

Извини, – сказала Фебруари и ткнула в зеленую кнопку.

Мисс Уотерс? – раздался встревоженный голос начальника службы безопасности. – У нас проблема.

Кто это? – зашипела Мэл.

Фебруари подняла указательный палец – подожди, мол.

Что случилось, Уолт? – сказала она в трубку. – Никто не пострадал?

С детьми все в порядке. Это ваша мать.

Что? Зачем она вам понадобилась? Который час?

Нет-нет, – сказал Уолт. – Она здесь. В кампусе.

Что?

Фебруари соскочила с кровати, но запуталась в простыне. Она дернулась назад и ударилась пальцем ноги о кровать.

Да чтоб тебя! – сказала Фебруари.

Мэл застонала.

Мэм? – сказал Уолт.

Извините, это не вам. То есть да, вам тоже. Просто…

Она подбежала к лестнице и, посмотрев вниз, обнаружила, что входная дверь нараспашку.

Я сейчас приду.

Мисс Уотерс?

Да.

Возьмите с собой халат, хорошо?

Уолт повесил трубку, а Фебруари похромала в ванную, бросила телефон на кучу грязных полотенец, обернула кровоточащий палец салфеткой и вытащила вчерашнюю одежду, лежавшую в корзине сверху.

Что происходит? – спросила Мэл.

Моя мама. Она в кампусе.

Что?

Она у Уолта. Я возьму твой халат.

Что мне сделать?

Я не знаю, – сказала Фебруари и поспешила вниз по лестнице в ночь.

Фебруари обнаружила свою мать в кабинете Уолта, завернутую в его куртку.

Слава богу, ты здесь! Он отказывается зачитывать мне мои права! Скажи ему, что я требую адвоката.

Извините за… – Уолт указал на куртку. – На ней нет штанов.

Тебя не арестовали. Это Уолт, помнишь? Из Ривер-Вэлли.

Ее мать стала разглядывать Уолта, и на мгновение Фебруари показалось, что она увидела проблеск узнавания.

Моя сестра внесет за меня залог и засудит весь ваш отдел.

Фебруари вздохнула и одними губами извинилась перед Уолтом. Он кивнул.

Пойдем домой, – сказала Фебруари матери, протягивая ей халат.

Уолт вышел из кабинета, и Фебруари сняла с нее его куртку. Одетая только в старую отцовскую футболку “Кливленд кавальерс”, мама выглядела очень маленькой. Фебруари укутала ее в халат Мэл и взяла под локоть.

Еще раз спасибо, Уолт, – сказала она, когда они выходили. – Я вам позже позвоню.

Спокойной ночи, мэм.

Нам нужно поговорить, – сказала Мэл несколько дней спустя, после того как с ужином было покончено и мать Фебруари благополучно уложили в постель.

Все это время Фебруари работала из дома – присутствовала на встречах по видеофону, отвечала на электронные письма, – а потом взяла маму с собой в “Холденс”, где купила два замка и вставила их в главную и боковую двери на такой высоте, чтобы мама не могла до них дотянуться.

Я понимаю, – сказала Фебруари. – Думаю, нам нужна система безопасности – и, возможно, какие‐нибудь крышечки на ручки плиты. Как вот для детей делают.

Феб…

Есть системы с камерами, все такое, – сказала Фебруари. – Мы могли бы приглядывать за ней на работе…

Ты же знаешь, что это ничего не изменит, – сказала Мэл. – Все могло быть намного хуже. Что, если бы она вышла на проезжую часть?

Но…

Ты не можешь просто запереть ее в доме на весь день.

Фебруари поджала под себя ноги, мечтая, чтобы диван поглотил ее целиком. Принимая главные решения в своей жизни, она всегда спрашивала маму, и та неизменно давала хорошие советы. Мама научила ее бороться с теми, кто травил ее в старших классах, помогла ей осознать, что она хочет стать учительницей, уговорила вернуться в школу на должность директора. Она не возражала, когда Фебруари таскала ее по всем ювелирным Цинциннати, пытаясь найти идеальное кольцо для Мэл, высказывала свое мнение и примеряла кольца на собственную руку. Фебруари нравились более крупные камни – в конце концов, предложение должно быть своего рода широким жестом. Но ее мама выбрала камень поменьше, желтый бриллиант.