Она соскользнула с кровати и подобрала с пола одежду, но у нее закружилась голова, и ей пришлось снова сесть, чтобы вывернуть джинсы лицевой стороной наружу. У Слэша был такой вид, словно он хотел сказать что‐то еще, но Чарли отвернулась; она унаследовала отцовский цвет кожи, но все равно заметно краснела, когда расстраивалась, и особенно – когда чувствовала себя неловко. Как она всегда умудряется попадать в идиотское положение? Если бы он хотел встречаться с ней и дальше, он бы сказал сам. Она подумала, уж не права ли, в конце концов, была мать с ее представлениями об отношениях и о скромности.
Серьезно, – сказал он, становясь перед ней, чтобы она могла его видеть. – Я на время ухожу в подполье.
Как знаешь. Я не пытаюсь тебе навязываться.
Слэш посмотрел через ее плечо на мятые простыни.
В смысле, я не встречаюсь со слышащими парнями.
Слэш опустил взгляд на ее руки. Чарли видела, что ее слова привели его в замешательство.
А. Ну тогда ладно.
Ее вещи – кошелек, ключи, телефон, процессор – были разбросаны по полу, и она с трудом собрала их. Невероятно, как все это умещалось в карманах джинсов.
Хочешь позавтракать? – сказал он.
При упоминании о еде похмелье немедленно дало о себе знать, и у нее скрутило желудок.
Нет, спасибо. Мне лучше уйти.
Она снова надела процессор, чтобы нести на одну вещь меньше, и дернулась, когда вой проезжающей сирены просверлил ей голову. Без наркотиков звук снова стал ее врагом, утратил бархатистость и пьянящий эффект. Слэш натянул боксеры и проложил вдоль ее ключиц дорожку поцелуев, от которых колени у нее превратились в желе.
Ну дай я хоть выпущу тебя, – сказал он. – ________ довольно тяжелая.
Что? – переспросила она.
Слэш не ответил, но когда они вышли в прихожую, она увидела, что пол в доме снят до чернового, а окна заколочены снаружи. Толстый оранжевый шнур тянулся по всей длине комнаты к единственному источнику света – лампе, стоящей на картонной коробке.
На диване, обитом уродливым коричневым вельветом, спал Грег, свесив с подушки голову над ведром. В комнате воняло рвотой, но Слэш, казалось, этого не замечал.
Здесь вся группа живет?
Слэш кивнул и оглядел Грега.
Хорошо, что кто‐то притащил его домой, – сказал он и открыл входную дверь, за которой оказался кусок фанеры.
Слэш отодвинул его в сторону и нырнул под него. Снаружи, на крыльце, было слишком светло, но зато достаточно прохладно, чтобы тошнить перестало. Она наблюдала, как по груди Слэша ползли мурашки.
Иди внутрь, – сказала Чарли.
Придешь еще в “Канистру”?
Может быть, – сказала она.
Он попытался поцеловать ее на прощание, но она подставила ему щеку. Потом она ушла. Слэш провожал ее взглядом до конца улицы, обхватив себя руками, и она видела, как он нырнул обратно под фанеру, спасаясь от утреннего холода, когда она заворачивала за угол. Кожа у нее была липкой, во рту было сухо и мерзко. Она зашла в “Серкл Кей” и купила бутылку воды, потом зашагала в сторону центра, пока не добралась до автобусной остановки.
Хотя Чарли, вероятно, пропустила бы только первый урок, она не могла заставить себя вернуться в школу, поэтому поехала к отцу и очень долго стояла под душем.
После этого она включила телефон в розетку, и он сразу же поприветствовал ее кучей сообщений от матери, которые становились все более истерическими и в основном сводились к вопросу “ты где?”.
в школе, – решила рискнуть Чарли.
ага позвонил какой‐то робот и сказал что тебя нет.
тебе позвонил робот?
ГДЕ ТЫ
у папы. плохо себя чувствую.
господи
прости. не хотела тебя пугать.
пусть отец с тобой посидит.
ок, – ответила Чарли.
Она написала сообщение отцу, легла поперек кровати, набрала в гугле “Робеспьер” и долго плакала, уткнувшись в рукав рубашки, пока не заснула.