Кроме шуток

Я видел такое в документальном фильме. Про панков в _______, и там показывали, как они арендовали клуб глухих для своих концертов. Надуваешь шарик и можешь чувствовать через него вибрацию.

Концерты в клубе глухих? – сказала она.

Он пожал плечами.

И глухие туда ходили?

Конечно. Это же их клуб.

Она взяла шарик и сунула его в задний карман.

Спасибо.

Ты же понимаешь, что его нужно надуть, да?

Я не собираюсь стоять как дура с этим воздушным шариком.

Это не Джефф. Они не будут над тобой смеяться.

Можешь остаться тут, за кулисами, – сказала Лем. – Если хочешь.

Как знаешь, – сказал Кайл-Слэш. – Минут через двадцать тебе будет на все насрать.

Он похлопал по бутылке “Гаторейда” в ее руке, взял гитару и жестом пригласил свою группу на сцену. Чарли залпом допила остатки и стала искать выход в зрительный зал.

Она не сказала Кайлу-Слэшу, что прекрасно знает, как распространяется звук внутри воздушных шариков. Логопеды в Колсонской детской больнице изобрели множество способов использовать их против нее: заставляли ее надувать шарики, втягивать воздух обратно, держать их в руках, чтобы почувствовать громкий или тихий, высокий или низкий звук. Такие сеансы всегда вызывали у нее сочувствие к врачам, которые упорно называли эти занятия “играми”. Она недоумевала, неужели этих мило улыбающихся женщин действительно так веселят шарики.

Обычно Чарли ассоциировала музыку с матерью: изящные танцы под аккомпанемент оркестра, нежные баллады, которые та разучивала со своими конкурсантками. Чарли могла слышать звуки, из которых состояла музыка, но у нее всегда было ощущение, что она что‐то делает неправильно – музыка для нее была монотонной, когда должна была взмывать вверх и нырять вниз, раздавалась вдалеке, вместо того чтобы проникать внутрь.

Сейчас все было не так. Когда она вернулась на танцпол, музыка вспорола ее, как тысяча ножей, скрежещущих по тарелкам. Она поспешно сняла процессор, отключая звук в голове, но даже без него зал действовал на нее ошеломляюще – она стояла в дальнем конце, с немалым ужасом наблюдая, как зрители сталкиваются в круговой давке, как парни с самозабвением налетают друг на друга, будто их несет центробежной силой. В зале уже стоял едкий запах – пота, пивных дрожжей и травки, – а пол был покрыт пятнами разной степени свежести, скользкими в одних местах и клейкими в других, так что от алкоголя и газировки подошвы ее “конверсов” стали липкими.

Она подумывала уйти, но, когда толпа нахлынула на нее, проще было не сопротивляться. Ощущение было даже приятным (за исключением того момента, когда она получила локтем в грудь): ее увлекала за собой чужая энергия. Вот на что, наверное, похож океан или те церкви, где люди падают в обморок, подумала она, когда рукав спиральной галактики затянул ее внутрь.

В конце концов водоворот вытолкнул ее вперед, и она оказалась у самого края сцены, так что музыканты прыгали прямо перед ней – Слэш потел и мотал головой в такт басовой партии, голубые волосы и фиолетовая гитара Лем сливались в неясное пятно.

Зрение Чарли стало размытым, как будто она попала в какой‐то арт-проект по ночной съемке с длинной выдержкой – она видела ореолы вокруг софитов, за каждым движением Слэша и его друзей тянулся след. Она чувствовала музыку кожей, но только добравшись до переднего края, когда колонка оказалась прямо над ней, ощутила музыку внутри: в животе защекотало, в горле застучало, пульс участился в такт игре Слэша. Это вызывало одновременно восторг и легкую тошноту. Она вырвалась из потока и прижалась к сетчатому динамику колонки. Музыка билась в ее грудной клетке, музыка, похожая на сердечный приступ. Она закрыла глаза, почувствовала вспышки огней на веках и музыку на коже и стояла так, пока не зажегся свет.

Следующее, что она помнила, – толпа рассеялась, она сползла на пол и сидела, прислонившись спиной к проводам, а Слэш оказался перед ней и пинал ногой ее кед.

Господи, ты одна такая, кто может отрубиться во время трипа, – сказал он.

Я не спала, – сказала она.

Слэш протянул руку, Чарли вложила в его ладонь свою, и он с неожиданной силой прижал ее к себе. Она медленно подняла глаза. Он опустил руку ей на поясницу, потом ниже, и она почувствовала, как по всему телу пробежали мурашки, как будто часть музыки еще оставалась у нее внутри. Она просунула палец в шлейку его ремня, и их тела слились сами собой – во всяком случае, у нее это точно получилось само собой, – бедра и животы стали единым целым, его губы коснулись ее губ. Но когда Чарли приподнялась на цыпочки, чтобы поцеловать его крепче, он отшатнулся назад и что‐то крикнул через ее плечо. Помолчал, потом раздраженно всплеснул руками.

Да там, блядь! В кармане!

Чарли обернулась и увидела, что Грег роется в чехле от бас-гитары Слэша.

Если ты так обдолбался, что даже найти их не можешь, они тебе и не нужны, – сказал Слэш. – Я тебя больше домой не потащу.

Грег только улыбнулся, оторвал от листа один из квадратиков с изображением Дональда Дака и сунул его в рот.

Ты придурок, – сказала Лем и выхватила у него оставшуюся часть листа.