Кроме шуток

Постепенно она начинала осознавать, насколько сильно верила слышащим людям, насколько глубоко все эти тысячи мелких проявлений враждебности проникли в ее существо. Теперь – когда она смотрела через стол на Остина или когда кто‐то относился к ней доброжелательно, – у нее вызывало отвращение чувство собственной ничтожности, которое по‐прежнему ее охватывало, и воспоминания о том, как она вела себя в Джеффе, чтобы стать одной из них. Но с каждым разом, когда Чарли удавалось с кем‐нибудь поговорить, она по крупицам обретала уверенность в себе. Через некоторое время она даже набралась смелости (и навыков понимать жестовую речь) и спросила своих соседей по столу об отсутствующем глаголе “быть”.

Вчера у тебя тоже пицца?– Она указала на поднос одного из мальчиков.

Да, – ответил кто‐то.

Вчера у тебя тоже б-ы-л-а пицца?– сказала она.

Она продактилировала слово с нажимом, вопросительно изогнув брови. Остин догадался первым. В его глазах вспыхнуло понимание, он нахмурился и укоризненно погрозил ей пальцем.

Б-ы-л-а – ни-ни, – сказал он.

Чарли была разочарована – значит, глагола “быть” просто… нет? Как язык может существовать без настолько фундаментальной концепции? Возможно, неохотно подумала она, ее мать и врачи правы насчет неполноценности АЖЯ. Разве можно представить естественный язык без понятия бытийности?

Но Остин просто указал на руку Чарли, а потом сделал большой жест, описав дугу от живота через всю комнату. Чарли повторила за ним, но, похоже, это было не то, чего он хотел. Она уставилась на него.

Я, – сказал Остин, указывая на себя.

Он похлопал себя по груди, потом по плечам, вытянул руки, согнул и разогнул пальцы.

Ты, – сказал он.

Он взял ее за запястья и вытянул перед ней ее собственные руки.

Она посмотрела на свои ладони и поняла – подразумевалось ее бытие, ее еще не высказанные мысли и уже переживаемые чувства, названия всего, что она знала и чего еще не знала, неизменно существующие на кончиках ее пальцев.

Шли недели, и Чарли из центра всеобщего внимания переместилась в ранг обычной участницы беседы – она выучила все ругательства, какие только можно было выучить, и у нее все лучше получалось следить за ходом разговора. Она стала держаться свободнее и позволяла себе улыбаться.

Когда один из футболистов скаламбурил, мешая жестовый язык со звучащим – изобразил ухо под столом, чтобы показать слово под-слушать, – она рассмеялась, и Остин удивленно поднял бровь.

Ты поняла?

Да.

Неплохо для слышащей.

Только когда он сказал это, она поняла, что вообще ничего не слышит, даже обычных помех, как будто сняла процессор на ночь. Она отсоединила его и осмотрела, но батарейка была исправна – по крайней мере, индикатор по‐прежнему горел. Она снова прикрепила процессор к голове и почувствовала, как что‐то незнакомое затрепетало внутри, когда звук вернулся. По коже побежали мурашки, но это было не больно, и к тому времени, как она дошла до театральной студии, она уже обо всем забыла.

Мартас-Винъярд: Эльдоглядо в реальной жизни