Кэйла начала что‐то говорить, но остановилась и вместо этого продактилировала:
Она показала.
Несколько человек закивали, Алиша особенно энергично: она была рада видеть подругу. С Кэйлой их было восемь: Остин, Динь-Динь и двое Потерянных мальчишек, плюс Алиша и прыщавый парень по имени Тим, который отвечал за свет. Габриэлла, как заметила Чарли, демонстративно отсутствовала.
Она смотрела на Остина, но потом так быстро ткнула Алишу локтем в бок, что это почти стало частью ее фразы.
Чарли была заинтригована, но видела, что Алиша очень смущена и держится в стороне, поэтому не стала расспрашивать. Скоро Кэйла опять обратила свое внимание на Остина.
Остин кивнул, вытащил из заднего кармана список тех, кто едет в Колсон, а из‐за уха – ручку.
Вся компания зашагала по подъездной дорожке, разделившись на маленькие группы, чтобы удобнее было разговаривать. Остин, оставшийся без пары, вышел вперед и вручил листок Уолту. Чарли заметила, как непринужденно Остин подошел к посту охраны, заметила, что Уолт не задал никаких вопросов по поводу их массового ухода и без колебаний открыл ворота. Возможно, неприязнь Кэйлы к Остину была вызвана ревностью, но это вовсе не означало, что они с Алишей неправы насчет него. А если Остин король Ривер-Вэлли, что ему нужно от нее, помимо очевидного? Чарли недавно поймала себя на том, что задумывается об этом перед сном, в те моменты, когда веки начинали слипаться и стена спальни расплывалась перед глазами. В Джефферсоне ее положение было понятным – она не вписывалась в общество, и причиной этому была ее вызывающая глухота. Теперь, в Ривер-Вэлли, где глухота была нормой и многие дети ходили с имплантами, ее индивидуальность оказалась размыта – кто она теперь, если больше не “та глухая девочка”?
Они спустились с холма к остановке ТУППО, дождались автобуса, и одни оплатили проезд карточкой, а другие – мелочью. Водитель с недовольством наблюдал за происходящим, хотя раздражало его появление группы школьников вообще или этих конкретных школьников, осталось неясным. Чарли всю дорогу поражалась умению своих одноклассников сохранять равновесие в кренящемся автобусе, оставляя руки свободными. Некоторые держались одной рукой и участвовали в разговоре второй, обмениваясь быстрыми и непонятными (по крайней мере для Чарли) движениями, другие обхватывали вертикальный поручень локтем для устойчивости, но большинство могло балансировать и без поддержки, широко расставив ноги и согнув колени, чтобы смягчить тряску на выбоинах. Это гипнотизировало Чарли, и когда автобус свернул на главную улицу Колсона, она протерла глаза, уставшие от слишком долгого разглядывания.
Они вышли из автобуса в центре. Теперь, в обществе друзей, Чарли увидела Колсон другими глазами. Город был залит солнцем, кирпичные фасады на Стейт-стрит купались в оранжевом свете “золотого часа”, и для конца ноября было еще тепло – вполне хватало ветровки. Ее одноклассники вели себя буйно, врезались друг в друга, прыгали и забегали вперед, потом возвращались назад, вступая то в один, то в другой разговор.
Витрины некоторых магазинов были забиты сплошным китчем – садовыми гномами и ветровыми конусами, – но здания, служившие основными центрами притяжения в городе, отличались вполне симпатичными деталями – старая алюминиевая вывеска в “Чумовой чашке”, навес в театре Мурлин; даже “Старбакс” и “Скайлайн чили” приглушили цвета своих логотипов, чтобы вписаться в архитектуру квартала. Если бы Чарли была здесь с родителями, то сочла бы это лицемерием, но сейчас она почувствовала внезапную гордость за свой город. Она была рада, что живет здесь.