Кроме шуток

Чарли всегда относилась к праздникам неоднозначно. С одной стороны, ей доставляло немалое удовольствие видеть, как ее мать нервничает от перспективы приезда своей собственной матери. С другой стороны, это означало, что сама она тоже должна была терпеть присутствие бабушки.

Бабушка отличалась тем, что ее везде и всегда было слишком много. Она пользовалась духами с приторным, почти похоронным запахом лилий, совсем не похожими на легкий цитрусовый аромат матери Чарли. Ее волосы, тоже осветленные и подстриженные под каре, были начесаны на макушке, а туфли (цвета фуксии, на каблуке “рюмочка”) были менее практичными, чем любимые лоферы матери Чарли. И характер у нее был не подарок.

Шарлотта! – пронзительно взвизгнула бабушка, когда Чарли открыла дверь.

Она обхватила лицо Чарли, по‐французски запечатлела по поцелую на каждой ее щеке и сбила с ее уха процессор, так что он покатился по полу в прихожей.

Что ты сделала со своими волосами?

Ничего, – сказала Чарли.

Бабушка потянула за выцветшую бирюзовую прядь у основания ее шеи – летний эксперимент, о котором Чарли уже забыла. А эта ничего не пропустит.

А, ты об этом.

Чарли накрутила тускло-синюю прядь на палец и заправила ее обратно под остальные волосы. Бабушка уже потеряла к ней интерес и, стуча каблуками, направилась на кухню. Чарли повесила бабушкину шубу – бордовый мех, она очень надеялась, что искусственный, – на крючок и пошла следом.

Вкусно пахнет, – сказала бабушка, провела рукой по подоконнику, глянула на свои пальцы.

Мама, ну пожалуйста. Еще рановато для осмотра места преступления.

Бабушка спрятала руки за спину.

Я не сказала ни слова.

Я все вымыла.

Конечно, дорогая. Уайетт здесь?

Мать Чарли кивнула в сторону гостиной, где ее бойфренд, с которым она встречалась почти год, стоял почти вплотную к телевизору и смотрел футбол. Уайетт, как решила Чарли после тщательного анализа, был кретином. Так‐то в нем не было ничего плохого, кроме того, что ему нравилась ее мать, хотя, конечно, отцу когда‐то тоже. Но Уайетт был весь какой‐то рыхлый, бледный и лицом, и характером, и однажды она видела, как он целый вечер смотрел “Мартовское безумие”, так и не сняв туго затянутый галстук. Тем не менее он мог бы ей пригодиться, пусть даже в качестве живого щита, чтобы отвлечь на него часть бабушкиного внимания. Через кухонную стойку Чарли видела, что ее матери пришла в голову похожая мысль, хотя приманку она выбрала другую:

Во сколько придет твой отец? – спросила она.

Не знаю. Могу ему написать.

Чарли вытащила из заднего кармана телефон и отправила отцу SOS.

Нужна помощь? – сказала она матери.

Займешься картошкой?

Хорошо.

Чарли достала из бокового ящика овощечистку и стала наблюдать, как бабушка о чем‐то расспрашивает Уайетта, но о чем, она не могла понять. Она почистила всю картошку, разрезала ее на четвертинки и положила в кастрюлю с подсоленной водой, а потом принялась накрывать на стол. Когда она продевала льняные салфетки в кольца, мать встретилась с ней благодарным взглядом. Это нравилось Чарли в визитах бабушки больше всего – они с матерью выступали единым фронтом, хотя бы на время.

Ясно было, что потом бабушка захочет допросить и Чарли, и это только вопрос времени. Отец появился как раз в тот момент, когда они садились ужинать, и привлек к себе на удивление мало внимания, если не считать фирменного бабушкиного взгляда, призванного лишить жертву уверенности в себе, и вопроса – хотя и обернутого в свойственную южанам вежливость, – почему он до сих пор тут околачивается.

Чарли живет со мной.

О, это похвально. Честно говоря, я всегда предполагала, что ты ______ с другими женщинами, когда вы жили с Линнет.

Вообще‐то нет, – сказал отец. – Ни с кем я не ___лся.

Мама!

Что-что с другими женщинами?– спросила Чарли.

П-у-т-а-л‐с-я, – сказал отец. – Изменял то есть.

Чарли сделала это не нарочно. Она рассчитывала избежать разговора о своей новой школе. Мать не стала бы об этом упоминать – это означало признать поражение, – а отец вообще молчал бы, если бы так было можно. Оставался Уайетт, который не знал, что эта тема под запретом, и был единственным человеком, кто мог проболтаться.

Но Чарли взяла и выдала себя сама. Она уже успела привыкнуть, что понимает все происходящее вокруг, после того как в течение многих лет во время разговоров отдавалась на волю стихии и чужие слова просто перекатывались через нее, как волны. Она знала, что эта перемена к лучшему, просто жалела, что решила задать вопрос в такой неподходящий момент. Она приготовилась к неизбежному нападению.

Шарлотта, где ты этому научилась? – спросила бабушка, покрутив руками перед собой.

В интернете? – сказала Чарли.

Но родители строго посмотрели на нее.

И… в моей новой школе. Ривер-Вэлли.

Это частная школа? – спросила бабушка.

Ну что ж, – вздохнула мать.

Это школа для глухих, – наконец сказала Чарли.

Бабушка застыла, не донеся бокал вина до губ, передумала и поставила его обратно.

Серьезно? – сказала она.