Чарли кивнула. Ее мать тоже кивнула. Уайетт, который даже не заметил, что в какой‐то момент взял не свою ложку, а сервировочную, жадно выедал из индейки начинку, не поднимая глаз. Бабушка встала.
Ну, Шарлотта, это же замечательно! Как ты скажешь “замечательно” на своем языке?
Чарли усиленно заморгала, чтобы прийти в себя.
Бабушка повторила ее движение, притянула Чарли к себе и обняла. Чарли изумленно подняла брови, глядя на родителей через ее плечо.
Наконец‐то, – сказала бабушка. – Почему вы все смотрите на меня, как на волос в печенье?
Вовсе нет, – сказала мать. – Меня просто удивила твоя реакция.
Да ладно тебе, Линнет. С ней же все сразу было понятно.
Мама!
Вот именно, – сказал папа Чарли.
А как тебе, Шарлотта? В новой школе?
Там здорово, – ответила она с полным ртом зеленой фасоли. – Я уже многому научилась.
Не говори с набитым ртом, Шарлотта, боже мой, – сказала бабушка, улыбаясь и шлепая очередную порцию картофельного пюре на тарелку из лучшего фарфорового сервиза своей дочери.
К шести часам они расправились с десертом, а еще через час стояли на пороге, прощаясь с бабушкой.
День благодарения за твоей мамой, – сказал он.
Что? – переспросила мать, вваливаясь в прихожую.
Ничего, – сказала Чарли.
Он поцеловал Чарли в щеку, и она закрыла за ним дверь и повернулась к матери, стараясь не выдать своего разочарования. Но та, очевидно, была слишком пьяна, чтобы держать лицо, и бросила на Чарли угрюмый взгляд. Она заваливалась набок, как будто одна нога у нее была длиннее другой.
Ты, – сказала она.
Что?
Зачем ты это сделала?
Я не хотела. Оно само.
Мать фыркнула.
У тебя и правда цель всей жизни – ставить меня в неловкое положение, да?
Чарли так привыкла ссориться с матерью, что это стало для нее почти второй натурой. Но что‐то в этом искреннем пьяном вопросе ужалило ее.
Нет, – тихо сказала она.
Она наблюдала, как мать, пошатываясь, вернулась на кухню и зацепилась ногой за барный стул, выкрикнув что‐то, чего нельзя было разглядеть по губам, но Чарли решила, что это ругательство. Ее мать никогда не ругалась, и Чарли почти пожалела, что не разобрала это слово.
Что бы она ни сказала, все явно было настолько плохо, что Уайетт даже встал с дивана, налил стакан воды и взял ее за руку.
Пошли‐ка наверх, – сказал он.
Мать не стала спорить, но успела смерить Чарли испепеляющим взглядом, пока Уайетт вел ее через прихожую к лестнице. Чарли стояла и некоторое время просто смотрела на входную дверь, не зная, что делать.
Для Фебруари интуиция была разновидностью интеллекта, и ее инстинкты были, пожалуй, единст- венным, что она считала в себе исключительным. С детства ей часто снились тревожные сны, непонятные образы, какой‐то шифр, который она пока не разгадала. Однажды, когда ей было семь лет, ей приснилось, что их собаку похитили инопланетяне, и, проснувшись, она обнаружила ее на кухонном полу мертвой, с вывалившимся из открытого рта языком. Она думала, что, когда вырастет, ее сны станут настоящими предсказаниями, из которых она сможет извлечь полезную информацию. Однако, когда умер отец, она ничего не почувствовала заранее, и это привело ее в замешательство. Почему подсознание не предупредило ее? Она утешалась тем, что, по словам врачей, отец тоже почти ничего не почувствовал – инфаркт был настолько обширным, что смерть наступила мгновенно, – но все же это заставило Фебруари усомниться в инстинктах, которыми она так гордилась.
На этот раз никаких оправданий у нее не было. В День благодарения она проснулась на рассвете, хотя в этом не было ничего особенного – она давно утратила умение спать подолгу. Мэл, от которой не было никакого толку, если она спала меньше восьми часов, перекатилась на теплое место, где до этого лежала Фебруари.
Фебруари приняла душ, оделась, заколола волосы, отправила Суоллу электронное письмо с просьбой встретиться с ней и с ее помощником Филом на следующей неделе, чтобы ввести его в курс дела. Ей нужна была помощь в составлении планов будущих программ для учеников. Когда ей пришел автоматический ответ, сообщавший, что получатель в отпуске, она заставила себя закрыть ноутбук. Сегодня она наконец выполнит часто даваемое (себе, Мэл) обещание провести сутки без работы.
На кухне она достала из холодильника индейку и поставила на стол. Обычно от запаха сырого мяса ее мутило, но Мэл натерла индейку солью и ароматными специями, так что чеснок и тимьян заглушали металлический привкус крови. Она вытащила из птицы пакетик с потрохами и высыпала их на сковородку, чтобы обжарить, прежде чем браться за подливку, – тут от запаха никуда не денешься, и Фебруари пришлось по‐детски натянуть на нос футболку, чтобы ее не стошнило.