Крона огня

Он вспомнил невзрачного казначейского писца, все последние дни ходившего в каком-то сонном оцепенении. Он слышал, видел, разговаривал и, в общем, продолжал работать как ни в чем не бывало. Однако стоило хранителю государевых сокровищ приказать, ну, скажем: «Усни!» — и бедолага валился с ног на месте. Элигий уже несколько раз проверял: наваждение продолжало действовать, хотя сам подопытный ни о чем, похоже, и не догадывался. «Это можно использовать, — лихорадочно думал казначей. — Главное, знать, как и для чего. И, конечно же, выбрать удобный момент».

Стража у ворот дворца с деланой почтительностью отсалютовала копьями, пропуская верховного казначея. Для них он по-прежнему оставался золотых дел мастером, пусть и вознесшимся, но все еще ремесленником. Впрочем, может, они даже и не вспоминали об этом, но сам новоиспеченный вельможа спиной чувствовал их высокомерное презрение.

«Не остановили, значит, никаких распоряжений насчет меня не было», — обрадовался Элигий. Он заспешил к дворцу, однако меж колонн портика нос к носу столкнулся с Бастианом.

— Рад приветствовать славнейшего из менестрелей! — стараясь придать голосу карамельную сладость, поклонился мастер Элигий. Конечно, ему не подобало первым кланяться какому-то бродячему певцу, пусть и запросто принятому во дворце кесаря. Но он был близок к хитроумному Рейнару, да и сам вовсе не так прост, как пытался показать. И этого нельзя было сбрасывать со счетов. — Мне доложили, что вы сопровождали в Форантайн мою дорогую супругу, оказали ей величайшую услугу, защитив там, где расписались в бессилии мои телохранители. Вы даже были при этом ранены.

— Да, было такое. — Ла Валетт откинул со лба иссиня-черную прядь волос, демонстрируя слегка подсохшую ссадину. — Но рана, как видите, пустяковая. Хотя я был изрядно оглушен и почти два дня лежал в полубеспамятстве.

— Какая беда! — удрученно качая головой, запричитал Элигий. — Но очень надеюсь, ваши песни от того не станут хуже, и, конечно, вы достойны хорошей награды. — Златокузнец картинно запустил руку в поясную суму и достал горсть золотых монет. — Это самое меньшее, что я готов для вас сделать. Поверьте, я ваш друг, всегда к вашим услугам. Если вдруг вам что-либо понадобится, приходите запросто, как я уже имел честь сообщить, вы всегда дорогой гость в моем доме.

— О, моя заслуга не столь велика. — Бастиан поклонился, активизируя связь. — Простите, Сергей, мне тут предлагают взятку под видом благодарности. Я должен буду указывать ее в финансовом отчете? И… потом, в налоговой декларации.

— Да за-ради Бога! Тебе просто высказывают благодарность под видом взятки, деньги всегда пригодятся. А за шо тебе бабло листают?

— Простите, что?

— Ну то самое, шо ты не будешь указывать в отчете.

— Не знаю. Официально — за помощь в спасении Брунгильды.

— Слушай, это ж надо уметь так ловко бросить нож, шоб тебе еще за это золотом отвалили! Но это, так сказать, официоз, а если зреть в корень?

— Похоже, через меня Элигий пытается как-то подольститься к вам.

— Да? Тогда хабар пополам! Разузнай, шо ему там от жизни нужно. А я тут пока Гизелле мозги вправлю. А то она вознамерилась сжечь Париж, шоб он врагу не достался. Ты часом про Кутузова с Наполеоном баллад не пел?

— Ну что вы, это же может повлиять на ход истории.

— Ага, на ее потайной ход. Ладно, крути пока казначея, может, чего толкового всплывет. Нас с Гисей не беспокоить! У нас мозговое самоокапывание.

— Не знаете ли вы, дражайший мэтр Бастиан, в добром ли настроении наша госпожа и повелительница?

— Вероятно, в добром. Ее настроение всегда улучшается, когда в трудную минуту рядом оказывается месье Рейнар.

Элигий похолодел от ужаса, но постарался не выдать себя.