Кронштадтское восстание. 1921. Семнадцать дней свободы

В воспоминаниях, документах, монографиях приводятся различные данные о порядке выступления, кто, когда говорил, в начале или в конце митинга была принята резолюция линкора «Петропавловск». Первым взял слово Кузьмин. Назначенный на комиссарский пост только в декабре 1920 г., живущий постоянно в Петрограде, он был малоизвестен матросам, за исключением тех, кто воевал под его командованием на Северном фронте в 1917–1920 гг. Именно эта память сыграла свою роль в настроении собравшихся. Он раздражал матросов с самого начала выступления. Участник митинга Ю. Шпатель вспоминал: «Внешность его никак не соответствовала его должности: он был тучным холеным барином, лет за сорок. На нем была зеленого цвета бекеша и каракулевая папаха на голове». То, что он говорил, также не нравилось матросам. Он повторял набившие у них оскомину слова о славных боевых традициях Балтийского флота и о кронштадтцах в Гражданской войне. Этого ему говорить не следовало. Шпатель рассказывал, как один из матросов закричал: «А ты забыл, как на Северном фронте каждого десятого расстреливал?!» Кузьмин вспыхнул: «Изменников делу трудящихся расстреливали и будем расстреливать! Вы бы на моем месте не десятого, а пятого расстреляли бы». На этом его выступление закончилось. Митинг возмущенно заголосил: «Довольно! Хватит! Постреляли! Нечего нам грозить, не то видали! Гони, гони его!»[201] Теперь, 1 марта, эта давняя история аукнулась Кузьмину. Его фактически прогнали с трибуны. Успокоить собравшихся пытался Калинин, но ничего не смог сделать. Как вспоминал потом один из участников митинга, «…его тихий голос сносило ветром, он говорил о своих революционных заслугах и о том, что смерти не боится, а в ответ ему неслись крики, которые Калинину еще не приходилось слышать в последние годы – „Брось, Калиныч, тебе тепло. ‹…› Ты сколько должностей занимаешь и поди везде получаешь! ‹…›

Мы сами знаем, чего нам надо, а ты, старик, отправляйся к жене“»[202]. На трибуну стали подниматься матросы и рассказывать об отсутствии элементарных свобод, о том, что они увидели в Петрограде и что им пишут из деревень. Очень ярко и убедительно говорил Петриченко, великолепный оратор. Попытки Кузьмина и Калинина переломить ход собрания ни к чему не привели, а некоторые слова только подливали масла в огонь, когда Кузьмин заявил: «Кронштадт – из себя не представляет целой России, и мы с ним считаться не будем». Вся площадь всколыхнулась от волны протестов. «Зачем же вы нам раньше говорили, что Кронштадт – самый революционный центр и есть их оплот…»[203] Принятая накануне резолюция была утверждена подавляющим большинством голосов, в том числе и присутствующими на митинге коммунистами. Против голосовали только Кузьмин, Калинин и Васильев. Митинг также принял решение о созыве представителей кораблей, воинских частей и рабочих коллективов для обсуждения вопроса о выборах в Кронштадтский совет, срок действия которого истекал 1 марта.

А может быть, для матросов этот день был самым важным? Они хотели провести демократические выборы в новый совет, как только закончится срок действия нынешнего. Матросы действовали строго в рамках советской системы. Это было для них важнее, чем какой-то, с их точки зрения, второстепенный практический вопрос: не лучше ли подождать 3–4 недели, когда лед тронется, и они смогут легко захватить Петроград? Странно, что такая простая мысль никем не высказывалась. Для противников советской власти всех оттенков, от Чернова до офицеров флота, Советы были большевистским инструментом власти, который нужно немедленно уничтожить, и чем скорее, тем лучше. Им в голову не приходила простая мысль, что для матросов конец срока действия совета 1 марта имеет принципиальное значение. Для советских историков кронштадтские матросы стали контрреволюционерами, некими «эсерами-черносотенцами», а их стремление к обновлению Советов они воспринимали как тактический маневр. Но почему на это не обратил внимание ни один из постсоветских или западных историков, писавших о Кронштадте, особенно анархист Пол Эврич?

Было принято решение об отправке в Петроград делегации в составе 30 человек для ознакомления властей, рабочих, матросов, красноармейцев с принятой резолюцией. Они должны были попросить прислать в Кронштадт беспартийных представителей, чтобы ознакомиться с положением на месте.