Кронштадтское восстание. 1921. Семнадцать дней свободы

Помимо резкого усиления 7-й армии пехотой, артиллерией, средствами связи Реввоенсовет и политическое руководство в центре с одной стороны, а комиссары на местах – с другой считали, что необходимо послать в войска как можно больше самых надежных комиссаров и коммунистов. Не только поддержка большинством коммунистов Кронштадта восставших, но и недостаточная активность, а временами просто трусость многих коммунистов привели к требованию прислать в 7-ю армию абсолютно преданных военкомов. Тысячи политработников были направлены в части, в т. ч. и депутаты Х съезда РКП(б). Казанский и Угланов требовали от Тухачевского: «Необходимо во все батареи прислать стойких военкомов, которых в настоящее время заменяют политруки, не справляющиеся в своей задаче»[432]. От них требовалась не только агитация и пропаганда, не только смелость и желание увлечь своим примером колеблющихся солдат и курсантов. Комиссар Южной группы И. И. Лепсе откровенно написал Аврову, какими качествами должны обладать эти комиссары: «Получили 77 чел. коммунистов, из них надежных 10, а остальные мальчишки, нужны головорезы на Кронштадтскую публику…»[433] Яснее не скажешь – нужны в первую очередь палачи. Несмотря на все многочисленные просчеты оборонявшихся, на неприспособленность морской крепости к сухопутным атакам, она отчаянно сопротивлялась, вызывая изумление у своих противников. Большинство населения Кронштадта и его гарнизона стремилось в упорной борьбе освободиться от страшного режима и за это они готовы были героически сражаться, а у атакующих, даже иногда у отборных курсантских частей, часто не было никакого желания воевать за большевистскую диктатуру. Они шли в бой под угрозой расстрела, имея за собой заградительные отряды с пулеметами, сдавались в плен и переходили на сторону восставших при любой возможности. Козловский вспоминал: «Нас спасало лишь то, что большая часть войск была явно на нашей стороне (штурмующих. – Л. П.), в бой шла неохотно, подгоняемая сзади пулеметами коммунистических отрядов, и легко сдавалась в плен. Из части этих пленных под конец обороны был сформирован отряд, который действовал бок о бок с нами и, в конце концов, интернировался в Финляндию»[434]. Предпринимались определенные меры, необходимые для обороны: вооружение рабочих, образование матросских сухопутных отрядов. Арканников вспоминал: «Для усиления обороны начали производиться некоторые инженерные работы, приводятся в боевое состояние устарелого типа батареи (орудия образца 1876 и 1877 гг. крупных калибров), кои доселе по своей малой дальности и непригодности для морского боя не состояли на вооружении, но которые теперь, безусловно, годились для обстрела ораниенбаумского берега»[435]. Козловский писал об увеличении числа артиллеристов на основных батареях, о формировании «4-х орудийной 3-х дюймовой батареи, которая имела подвижной характер, – пушки и снаряды перевозились на санях транспортного обоза». Рабочие в первые дни обороны выпускали по 50 снарядов в день для пушек Канэ, «…в дальнейшем можно было повысить их производство до 100 штук в день»[436]. Оборону крепости облегчало наличие очень большого количества снарядов. Офицеры утверждали, что при таком количестве снарядов можно было вести огонь из всех орудий крепости и на кораблях в течение полугода, не останавливаясь ни на минуту.

Удачное отражение первого штурма укрепило уверенность защитников Кронштадта в победе. Большевистское руководство стало принимать экстренные меры для овладения непокорной крепостью.

Глава IV Подготовка второго штурма и падение Кронштадта

1. Коммунисты, чекисты, заградители

Итак, первый штурм Кронштадта закончился полным провалом и переходом сотен не только красноармейцев, но даже курсантов на сторону восставшей крепости. Советское руководство не сомневалось в успехе. Поражение вызвало настоящий шок. Командарм 7 Тухачевский бесится на «матросню» и позволяет себе хамить Троцкому. Лучшему полководцу молодой Республики все прощается даже после двух поражений. В Москве тянут с открытием Х съезда партии, а сообщения о взятии Кронштадта нет и нет. В конце концов, Ленин вышел на трибуну. В его словах чувствуется страх и растерянность. Он вынужден признать, говоря о Кронштадте и о выступлениях рабочих Москвы и Петрограда: «Это мелкобуржуазная контрреволюция, несомненно, более опасна, чем Деникин, Юденич и Колчак вместе взятые…»[437]