Кронштадтское восстание. 1921. Семнадцать дней свободы

Наряду с Лениным Троцкий лучше всех членов партийного руководства понимал размер опасности, но если Ленин оценивал ее с политической стороны, то Троцкий, хорошо зная настроения в Красной армии, оценивал опасность с военной. 10 марта он сообщал в Политбюро: «Нужно во что бы то ни стало ликвидировать Кронштадт в течение ближайших дней. Это может быть достигнуто только путем мобилизации значительного числа боевых коммунистов и ответственных работников в Петроград. Нужны исключительные меры. Опасаюсь, что ни партия, ни члены ЦК не отдают себе достаточного отчета в чрезвычайной остроте кронштадтского вопроса»[438]. В таком тревожном состоянии Троцкий не был даже в самые тяжелые моменты Гражданской войны.

Лидеры большевиков боялись не только восставших кронштадтских матросов или рабочих и матросов Петербурга и Москвы.

Без всяких на то оснований им мерещилось активное вмешательство Антанты на стороне восставших. 11 марта Перемытов приказал командующему Северной группы: «По имеющимся сведениям, Антантой направляется в Кронштадт корабль типа „Ермак“. В случае действительного появления указанного корабля командарм приказал УНИЧТОЖИТЬ его огнем фортов группы»[439].

10 марта было принято решение о направлении части делегатов съезда в 7-ю армию. В источниках называются разные цифры, но, видимо, делегатов и гостей съезда, выехавших в 7-ю армию, а также делегатов от Балтийского флота и Петрограда, которые не смогли приехать на съезд, было примерно около 320 человек. 2/5 посланных на кронштадтский лед были военными, в т. ч. многие командиры Красной армии: Я. Ф. Фабрициус, И. Ф. Федько, награжденные за взятие Кронштадта орденами Красного Знамени, К. Е. Ворошилов, И. С. Конев и другие. Среди посланных были известные партийные деятели – А. С. Бубнов, Г. Л. Пятаков, Ф. А. Артем, В. П. Затонский, М. Л. Рухмилович. Тухачевский следил за тем, чтобы все прибывшие военные специалисты использовались строго по назначению. В приказе Ворошилова Южной группе говорилось: «Всем начподивам и комиссарам частей Южгруппы срочно проверить самым строгим образом использование лиц с командным стажем, так как замечаются случаи использования комсостава рядовыми красноармейцами и канцеляристами»[440].

Многие делегаты были назначены на ответственные военные, политические и хозяйственные должности. Неопределенными, но очень широкими правами были наделены особоуполномоченные: «Из состава делегатов Партсъезда назначаются особоуполномоченные в воинские части и учреждения исключительно для усиления военно-административной и политической работы. Комиссары и начальники должны видеть в уполномоченном старшего товарища, который поможет им и руководством, и делом». И хотя «приказы и приказания отдаются начальниками и комиссарами в порядке общего положения», абсолютно не понятно, как складываются непосредственно отношения уполномоченных с командирами и комиссарами. Видимо, к их критике внимательно прислушивались, особенно командиры, среди которых были бывшие офицеры, не смевшие им противоречить. В Южной группе насчитывалось 15 особоуполномоченных[441].

Наряду с делегатами съезда в 7-ю армию прибывали коммунисты и комсомольцы из европейской части страны, как по партийной и комсомольской мобилизации, так и добровольно. Вечером 15 марта петроградский чекист Н. Н. Мещеряков в разговоре по телефону с секретарем Дзержинского В. Л. Герсоном требовал: «Нужно прислать ‹…› коммунистов для укрепления частей и обработки их ввиду разлагающей обстановки»[442]. Всего в 7-ю армию были направлены 2758 коммунистов и комсомольцев. Их основные задачи – агитация и пропаганда. Многие из них становились рядовыми красноармейцами и на любом митинге, в любом разговоре, имея даже минимальную подготовку, побеждали своих полуграмотных противников, несмотря на то, что солдаты и матросы говорили очевидную правду, а коммунисты изощренно лгали, как, например, о том, что Кронштадтом руководят бывшие белые офицеры.