— Верочка, Евгений Дмитриевич хочет с нами обеими заняться любовью прямо здесь и сейчас. Я не против. А вы? — объяснила брюнетка положение дел.
Цвет лица секретарши начал походить на цвет ее волос. Подойдя к ней сзади, Анжела провела руками по ее животу и бедрам, приговаривая:
— А ты сексуальная. Я люблю такие тела. И запах «Може нуар» на других женщинах мне нравится.
Она вытащила кофточку из юбки девушки, а та все еще не знала, как реагировать на происходящее. Только прикосновение к шее губ брюнетки заставило ее фактически сдаться и откинуть голову, подставляя себя под новые поцелуи. Через минуту она уже стояла в одном нижнем белье, а Евгений Дмитриевич все не мог прийти в себя.
Еще через некоторое время обе девушки лежали в объятиях друг друга, нежно обнимаясь и покрывая друг друга поцелуями. Не выдержав этой сцены, Кольский встал и дрожащими от нетерпения руками начал снимать брюки, однако это занятие снова прервал знакомый голос:
— У вас, Евгений Дмитриевич, скоро кровь отнимут, а вы все женщинами балуетесь. Ну-ну!
«Кровь? — подумал Кольский, — какую кровь? Мою или донорскую?».
— А это зависит от вашего поведения, которое мне пока очень не нравится. Не соответствуете вы, так сказать, моему представлению о человеке, который обладает вашей должностью и могуществом.
Евгений Дмитриевич вернул штаны на место и выдохнул:
— Все, девочки, хватит! Я обеих вас очень люблю, но мне нужно работать.
Пока они одевались, Кольский сидел, закрыв глаза рукой, чтобы не видеть их обнаженных тел, раздумывая над голосом в своей голове и в то же время сдерживая свою страсть.
Через пару минут Анжела произнесла:
— Что-то не так, Евгений Дмитриевич?
— Анжела, — отнял он руку от лица, — мне нужна вся информация. Давай поговорим без твоих завихрений. Верочка, — обратился он к секретарше, — извини, но нам нужно поговорить вдвоем.
Рыжая фотомодель, улыбнувшись Анжеле, с достоинством вышла из кабинета.
— Все, успокойся! — сказал Кольский то ли девушке, то ли себе и с удивлением обнаружил, что ничего под ее одеждой он не видит — платье лежало аж на коленях.
— Я вся внимание, — откликнулась брюнетка.
— Рассказывай, что было дальше.
— Хм, дальше. То есть мы ехали, да?
— Да.
— Ну, по дороге я вышла купить воды, а когда вернулась, Кудрин уже был один в машине.
— Как это, один? Куда же делись охранники и водитель?
— А черт их знает? Он сказал, что надоел им, видите ли, и они ушли.
— Бред какой-то.
— Конечно, бред. Я сразу поняла. Но он же не станет рассказывать о том, как он Евдокимова, к примеру, в глыбу превратил. Я даже теперь не знаю… — она задумалась на секунду, но Евгений Дмитриевич ее подстегнул:
— Продолжай.
— Я даже теперь не знаю, отчего у меня голова кружилась, когда я вела его к ребятам.
— Расскажи поподробней, — Кольский снова прикурил.
— Да, черт его знает, че рассказывать. Вела я Кудрина из бильярдной в комнаты безопасности. Ну, он мне начал комплименты отпускать.
— Ты, конечно, уши-то и развесила, — заметил Кольский.
— А че, он парень, что надо, и силой какой-то от него прет.
— Физической, что ли, силой?
— Да нет, физически он нормален, таких немало, хотя и симпатичный, конечно, но есть в нем что-то непонятное.
— Это женщин загадочных любят, а мужчин…
— Э-э не-ет! Мужик, если он на ладони весь умещается — не мужик вовсе, а так — попрыгунчик. Бегает вокруг тебя и приказы выполняет. Разве ж с таким не взвоешь от скуки? И потом, — Анжела сделала скептическое лицо, — если я его приручить могу, так и любая сможет. Мужик — он самостоятельным должен быть, неожиданным что ли, взрывным.
— Так что, Кудрин — взрывной?
— Хм, взрывной. Это хороший мужик взрывной, а Кудрин — особенный. С виду — интеллигент сентиментальный, а тронешь его — ядерная бомба.
— Ну ладно, понял. Комплименты он тебе начал отпускать, а ты и растаяла.
— Да нет, не то чтобы растаяла, не успела, а вот голова почему-то закружилась.
— Да ну, когда?
— Ой, ну вы, прям, как Евдокимов, ей-Богу. Где да как, что чувствовала? — Анжела передернула плечами.
— Так Евдокимов тебя спрашивал об этом?
— До последнего слова.
— И что сделал потом? — Евгений Дмитриевич был похож на охотника, загонявшего зверя.
— Позвал Самоцветова, его о чем-то расспрашивал, а потом позвонил Грише, я по селектору видела, и Кудрина без сознания привезли обратно.
— Без сознания?
— Ну да.
— Так-так-так. Это уже интересно. Продолжай.
— Чего продолжать?
— Господи, голова у тебя закружилась!
— А-а, так закружилась и все.
— Он тебя расспрашивал о чем-нибудь?
— Тогда?
— Да, тогда!
— Ну о работе моей. Ой, да надоело все. Может, хватит вопросов, а? — Девушка в легком раздражении прикурила сигарету.
— Анжела, голубушка, для меня это жизненно важно. — Евгений Дмитриевич откинулся в кресле. — Ну, хорошо, расскажи, что было, когда его привезли.
— А я откуда знаю? Мне же не докладывают. Единственное, что мне показалось странным, что Самоцветов вышел оттуда хотя и с перекошенным лицом, а…
— Перекошенным от чего?
— Ну, ой, ну от страха, наверно!
— А Гриша не вышел?
— Нет.