Кровь

Я слышал, как она вышла из душа. Заглянув в мою комнату уже в халате и в чем-то вроде чалмы на мокрой голове, в которой показалась мне просто королевой, бросила:

— Ко мне не приставать, — и скрылась.

Вот так. Просто и отчетливо. Впрочем, я и не собирался приставать, только этого мне не хватало. Я постелил и снова провалился в древность.

4

Кисть художника медленно опускалась вдоль лица Полной Луны. Меж сжатых губ Ветра едва виднелся кончик языка, выражавший усердие. Он всегда немного высовывал язык, когда был увлечен. А этот портрет был первым случаем, когда художник все время оставался недоволен. То здесь не так, то там. Ученики, окружавшие его вначале работы, потеряли к ней интерес и уже четыре дня занимались своими делами. Ветер этого не замечал.

Уже в который раз за эту неделю он вздохнул, посмотрел на холст, затем на оригинал, сидевший перед ним на фоне Цеха Реинкарнации, и гневно пнул ногой ведро с водой, стоявшее рядом.

— Не могу, — сказал он, — не понимаю!

— Стоит ли так переживать? — произнесла девушка. — У тебя все получится со временем. Отец говорит, что ты еще слишком молод, и тебе недостает терпения, хотя то, что ты уже сделал, он считает гениальным.

— Да-да. Но то, что уже сделано, — не в счет. Каждая новая работа заставляет учиться заново. Можно быть гениальным в старых вещах, а в новых… А-а, — Ветер махнул рукой и сел на табурет. — Иди сюда. — Полная Луна подошла. — Вот смотри, видишь этот цвет? Я не могу изменить его, не хватает нежности. Я уже смешивал все что можно.

— Попробуй добавить старое яйцо, — раздался голос позади художника.

Ветер обернулся. Перед ним стоял, разглядывая портрет, отец девушки.

— Тухлое, что ли? Ты шутишь, Серебряный Медведь?

— Отнюдь. Хотя говорю я не о тухлом яйце, а о желтке яйца, из которого скоро вылупится цыпленок. У людей Легенды другой цвет кожи, поэтому поверь мне — уж я-то знаю как рисовать белокурых красавиц, — старик усмехнулся в бороду.

Ветер задумался.

— Что ж, может, ты и прав. Он довольно нежен.

— Послушай меня, — Серебряный Медведь изменил интонацию, — мы здесь уже три недели, и я знаю, что про нас не забыли.

Художнику не нравились эти разговоры, которые старик затевал уже не в первый раз, тем более что они отвлекали его от портрета. Но приходилось слушать, ведь тот был старше, а кроме того, и это было самым главным, приходился отцом Полной Луне.

— Если ты любишь мою дочь, — продолжал Медведь, — а я вижу, что это так, ты должен устроить нам побег. Жрецы не оставят тебя в покое. Ты им мешаешь.

— Но есть еще Император, а я служу ему.

— Ты и вправду еще слишком молод и не понимаешь многих вещей. — Старик покачал головой. — Император — человек. Сколько бы при нем ни было слуг, он одинок. Если его убрать — ничего не изменится, просто будет новый Император. А жрецы — это система. Они безлики, и их много. Они умеют и знают то, что недоступно простым смертным и даже Императору. Поэтому люди их боятся даже больше, чем твоего покровителя.

— Ты считаешь, что Императору что-то угрожает? — насторожился Ветер. — И откуда ты так много знаешь о Его Венценосности и жрецах?

— Я вижу, что он не доживет до Потопа. Но это будет его собственный выбор. Жрецы лишь выполнят высшую волю, а значит, и волю Императора. А знаю я так много оттого, что много учился, и много наблюдал за людьми, — старик улыбнулся, — чего и тебе желаю.

Ветер задумчиво посмотрел на Серебряного Медведя и спросил:

— Если Император действительно погибнет, что будет? Ведь у него нет наследников и заменить его не так просто, как ты говоришь.

— Эта сложность относительная. А начнется… — Старик ушел куда-то в себя. — Я пока не вижу финала, но крови будет много, причем крови не во благо. — Голос Медведя вдруг снова изменился и стал как будто моложе. — Но хватит о грустном. Ты должен подумать о моих словах. Только времени у тебя немного, знай это. Теперь же идите к водопадам, дети мои, отвлекитесь, иначе ты у своего холста посинеешь и перестанешь быть кому-нибудь нужным. — Он снова улыбнулся.

Ветер вместе с Полной Луной вышли из дома, сложенного из камней и расположенного в престижном городском квартале. Не спеша они направились в сторону горного хребта, который особенно привлекал Императорского художника.

— Как ты думаешь, почему отец так боится за нас? — спросила девушка. — Ведь до сих пор ничего не случилось.

— Тебе видней, — отозвался тот, — вы же не признаетесь, кем он был на родине.

— Да, он особенный человек. Поэтому я и не могу говорить о том, кем он был. Это опасно для всех нас.

— Даже для меня?

— Да, даже для тебя.

— Странно.

— Забудем об этом. — Полная Луна обернулась вдруг к художнику и спросила, глядя в глаза: — Ты действительно любишь меня?

Ветер смутился из-за резкого перехода к столь интимной теме, но теплые чувства победили неожиданность:

— Я действительно люблю тебя с первого взгляда, даже нет, не взгляда, не то… Я еще не видел тебя, а уже шел к тебе, уже знал, что ты моя судьба.