Разумеется, речь идет о чужом несчастье. Только это и может помочь. Ведь трудно вообразить себе счастье, которое, например, привалило близкому соседу, из коего можно извлечь для себя выгоду. И вот доказательство: что одному здорово, другому — смерть. Так весьма справедливо утверждает другое общее место, почти копия первого.
Ваш лучший друг внезапно получил наследство в сотни тысяч франков. Что ж, скорее всего, вам не перепадет ни сантима. Не исключено даже, что ему придет в голову вас обобрать до нитки, ведь он похож на вас, как брат родной.
И что несомненно полезно, это видеть страдания ближнего своего и знать, что он страдает. Это хорошо и само по себе, и благодаря своим последствиям, ибо забитого человека можно съесть, а как известно, никакое мясо, даже свинина, не сравнится с человечиной.
Неужели даже превыше денег? Да, дитя мое, превыше всего на свете. Береги свое мясо — самое драгоценное, что у тебя есть, оно у тебя одно. Пусть оно служит тебе как можно дольше и доставит тебе как можно больше удовольствия. Жизнь коротка, нужно взять от неё все. Пусть кюре говорят о вечной жизни, поверь моему опыту, лучше синица в руках, чем журавль в небе, и куда приятней платить кухарке, чем аптекарю. И не думай, что транжиришь деньги, когда заботишься о своем здоровье. Бывает, что их лучше попридержать. Потом отыграешься на клиентах.
Наполеон говорил, что генералу необходимо здоровье. А что такое, по–твоему, торговля, как не война? Всякий, кто сунется к тебе в лавку, — уже враг. «Главный враг — это покупатель!» — сказал Гамбетта. Никогда не забывай об этом, сын мой. Истинная торговля, торговля, хорошо поставленная, та, что ведет к состоянию и почету, заключается в том, чтобы продать за двадцать франков то, что тебе стоило пятьдесят сантимов, как это ежедневно проделывают почтеннейшие аптекари. Правда, им это совсем не трудно, ведь толпа не в силах уследить за их товаром. Таков идеал.
Ты не хуже меня знаешь: первое правило торговли продуктами питания, азы ремесла — никогда не отпускай ничего, кроме отбросов (стоит ли об этом упоминать?),
и всё взвешивай в тёмном углу. Тут тебе понадобится ловкость рук, чтобы покупатель никогда не получал то, что он хотел купить, ни по количеству, ни по качеству.
Когда–то я работал со знаменитым Бекассом из торю вой компании «Вольер и Бекасс» — его считают Массеной или Камбронном бакалейщиков. До конца жизни не забуду геройский вид и суровую простоту этого великого старца, когда он нас поучал:
— Знайте, друзья мои, что всю жизнь я торговал только дерьмом! И всегда обвешивал, особенно бедняков, у которых дома нет весов. И ставлю себе в заслугу, что мне всегда удавалось давать сдачу только фальшивой монетой. Иной раз в разгар сражения случалось подсовывать им даже пуговицы от штанов вместо мелочи. Но для этого необходимо здоровье, железное здоровье, ибо в нашем деле всегда приходится бросаться на амбразуру и не позволять себе ни дня роздыха, не пренебрегая ни малейшей выгодой, даже если уже нажил пятьдесят миллионов.
Обдумай эти возвышенные слова, сын мой, и повторяю, блюди свою тушу. Здоровье превыше всего.
Это обходительный, окольный и почти набожный способ сказать, что Он их никогда и не совершал. Вот излюбленное Общее место аббата Целка и многих других священников и благочестивых мирян.
Однажды лет десять назад меня представили одному господину, который, узнав мое имя, тут же попытался меня поразить и заявил, что он считает ребячеством ждать или надеяться на что–то великое или даже необычное.
— Что до меня, — добавил он, — берусь утверждать, что со мной никогда ничего не случалось. — Вся вопиющая глупость этого утверждения на миг лишила меня дара речи. Затем я осторожно возразил:
— Должно быть, месье, вы весьма невнимательны или неблагодарны, раз выбрали, чтобы сказать мне это, тот самый миг, когда с вами как раз случилось нечто невероятное, чего вы никак не могли предвидеть или надеяться.
— Что же именно? — недоуменно спросил этот человек.
— Вам выпала честь встретиться со мной, — ответил я со всей простотой, отвернувшись от этого придурка.
Значит, мой интеллект по меньшей мере равен любому другому. Этот вывод не кажется мне неоспоримым, но он соответствует логике Буржуа, как некоторые грамматические законы определяются только разговорной практикой. Если старый продавец зонтиков говорит молодому телеграфисту: «Я не глупее других хотя бы потому, что родился раньше вас», то бумагопромышленник и фабрикант галош уж точно провозгласили бы данный вывод очевидным.
Сила человека, способного с чистой совестью утверждать, что он не глупее других, неисчислима. Это чертово общее место столь таинственно, что можно подумать, будто оно причастно к самому сотворению мира.