Кровь бедняка. Толкование общих мест. Душа Наполеона

Я предпочитаю первую гипотезу, безусловно верную. Буржуа необходимо розовое, это его цвет. В розовое одеваются его дочери и даже его супруга лет до шестидесяти. Да и сам он розовый и веселый, как поросенок, когда дела идут хорошо. Он непременно хочет видеть все в розовом свете и желает, чтобы все было покрашено в розовое.

Он вечно жаждет почивать на ложе из роз. Лишь он один, после стольких поэтов, все еще иногда поминает «розовоперстую Эос». И отдадим ему должное, признав, что без него уже давным–давно никто бы и не вспомнил вечно юную и очаровательную поговорку «нет розы без шипов».

Буржуа, который возжелал бы синего кобальта или темно–желтого кадмия, был бы выскочкой. Но настоящий, подлинный, «правильный» Буржуа, прирожденный, как аристократ, лишь стеная способен вынести черный цвет траура. И сколько их, отравителей детей, обрекающих на голод стариков, хотели бы после кончины покоиться в розовом гробу посреди церкви, затянутой розовым атласом и полной розовых нарядов, под звуки разудалого органа, исполняющего «Вальс роз»!..

На большом парижском кладбище можно увидеть могилу богатого рыночного поставщика. Он заключил договор с государственным призрением на поставку всей той падали, которой кормят в больницах, и выгадывал на этом не меньше трехсот процентов. Это был человек с прелестным воображением. Над его гниющими потрохами установлена корзинка с роскошными розами, за которой усердно ухаживают, а на мраморе высечены четыре слова: «Он так их любил».

CLXVII Нет дыма без огня

Действительно нет, Буржуа, даже в Апокалипсисе, а ведь в этой книге многое сказано и о тебе.

«И дым мучения их будет восходить во веки веков, и не будут иметь покоя ни днем, ни ночью поклоняющиеся зверю и образу его и принимающие начертание имени его» [83] Рекомендую тебе это место.

CLXVII Выбрать из двух зол наименьшее

Здесь не может быть никаких сомнений. Даже милосерднейшие люди признают, что меньшее из зол всегда то, которое выпадает твоему ближнему, и именно это зло следует предпочесть. Моралисты давным–давно заметили, что у нас всегда хватает сил, чтобы вынести чужие несчастья.

CLXXI Смотреть на жизнь по–философски, или сороковой год

Только не спрашивайте у этого продубленного кожевенника, принадлежит ли он к ионийской школе, основанной Фалесом и обновленной Анаксагором, не пытайтесь узнать, пифагореец ли он, метафизик, платоник или перинатетик, не ученик ли он Евклида или Антисфена, Пиррона или Эпикура, Зенона или Карнеада. И не вздумайте вообразить, что он эклектик, мистик, стоик, скептик, эмпирик или приверженец синкретизма, а главное, отбросьте всякую мысль о том, что он хоть каким–то боком причастен к христианству. Когда он уверяет вас, что смотрит на жизнь по–философски, это всего лишь означает, что он набил брюхо, что у него бесперебойное пищеварение, что бумажник у него пухлый, как и положено, и следовательно, на все остальное ему наплевать, как на сороковой год.

Я часто недоумевал, что это за пресловутый сороковой год, столь презираемый философами? Ничего не приходит в голову Но ведь в этом году должно быть, произошло нечто небывалое. Кто знает? Хроники и календари об этом умалчивают. Отметим лишь, что сороковой год — превосходная степень, эталон презрения. Возможно, прежде всего следовало бы узнать, что Буржуа презирает больше всего на свете? Но кто решится спуститься в такую бездну? Cum in profundum venerit, contemnit (пав в греховную бездну, нечестивец насмехается).

CLXXIV Дети — творение рук наших

Утешительная сентенция, и какое будущее она нам сулит!

Несомненно, так задумано природой, что потомство Буржуа воспроизводит своих родителей. Однако иногда этого не происходит, и тогда несчастного лавочника осыпают презрением за то, что его отпрыск — поэт. К счастью, это столь редкий случай, что не стоит принимать его во внимание. Обычно все происходит в соответствии с законами природы, а значит, Буржуа пребудут вечно.

Но вот делают ли их сегодня так же, как тридцать лет назад? Все зависит от ответа на этот вопрос. И страшно сказать, мне кажется, что Буржуа портится. Разумеется, он не забывает свои важнейшие принципы. Можно даже утверждать, что он больше, чем прежде, обожает деньги и еще решительней отвергает Господа. В этом отношении он заслуживает лишь похвал и даже высших почестей. Но буржуазия, как все великое, должна питаться традициями, а как мне кажется, в последнее время её все больше прельщает новизна.

Знаете ли вы, что велосипеды и автомобили — это страшно артистично! И неизвестно, чем кончится. Это течение неукротимо, поэтому следует опасаться, что через одно–два поколения отпрыски Буржуа все станут Альбрехтами Дюрерами, Шекспирами и Бетховенами, и буржуазия погибнет, задушенная искусствами. Я, как патриот, предупреждаю об опасности.

CLXXX Чего хочет женщина, того хочет Бог