- Со временем будет здесь. Жди и береги свою тайну, - усмехнулся серебряный бородач, удаляясь.
- Кто это? - спросил Род.
- Это Ярун Ничей, ключник князя Гюргия. То же, что и боярин Пук при Ольговиче. Много знает, а все ему мало!
Тем часом из колымаги вышла женщина в серой понке и остановилась поблизости. Держалась так, что Ярун Ничей, с коим она, видимо, и приехала, оставался все время к ней спиной и появления её не приметил. Когда боярин ушёл, женщина, резанув сердце Рода знакомым металлическим голосом, тихо произнесла:
- Родислав Гюрятич… - В следующий миг её холодная рука оказалась в его жаркой ладони.
- Вевея?
- Глазам не верю, Родислав Гюрятич, собственным глазам никак не могу поверить… Ты жив? - лепетала девушка, дрожа выпростанными из-под понки рыжими локонами.
Он сжимал чужие холодные пальцы, будто руку самой Улиты.
- Давно ли из дома? Скажи, как боярышня?
- Из дома… ой!.. второй месяц. А боярышня… ой!.. твоими молитвами, - высвобождала пальцы Вевея, пронзая Рода острыми глазками.
Он все же не удержался и поцеловал Улитину сенную девушку в лоб. В ответ она неожиданно обняла и поцеловала в губы.
- Как только жив остался, ясен сокол наш, Пётр Степанович?
Напоминание об усыновлении смутило его больше, нежели её объятья и поцелуй.
- Не называй меня Петром, - отстранился он. - Как жив остался, расскажу после. Сначала расскажи ты.
Полиен не дал им продолжить, громко спросил:
- Что за вислёна[329]
удерживает тебя?- Ничуть не вислёна, - обиделся за Вевею Род. - Она сенная девушка моей Улиты, - вырвалось у него слово «моей», и такая оплошка сразу же отразилась злой искоркой в колючем взгляде Вевеи, напомнив о её предательском подглядывании в стенной глазок. - Как же ты оказалась в одной колымаге с чужим боярином? - подозрительно наморщился Род.
- Князь Гюргий отправил нас за малахитовым ларцом с хрестьчатой[330]
золотой цепкой для… - слишком поторопилась с ответом Вевея, тоже оплошав и оттого спутавшись: - Для… для…- Ах, значит, тебе ведомо, где сейчас князь Гюргий? - выручил её вопросом Полиен.
- Он в каменном доме на Хлебной горке, на Конёвьей площадке, - выпалила она. - Обождите… Да обождите же…
Однако Полиен без лишних слов потянул Рода к коновязи. И вот они уж поскакали по кривым улицам, оттесняя к стенам прохожих…
- Эй, где эта Хлебная горка, Конёвья площадка? - окликал Полиена Род.
- Следуй за мной. Я знаю, - торопил его спутник. - Один там каменный дом вдовы Медорады…
Вот они проводят коней меж кирпичными вереями открытых ворот, взбегают по крыльцу с навесом на пузатых столбах, а в глубине двора видна пыльная кареть с невыпряженной четверней, и около неё рыскает возатай, очень похожий на кучковского кощея Томилку.
Какие дела у Вевеи в Суздале? Как она связана с этим домом? Отчего здесь Томилка? Задав себе вовремя эти вопросы, Род, возможно, и не поторопился бы входить в неприятный дом. Однако, уставший с дороги, сбитый с толку происшедшей сумятицей, он думал о несущественном. Бедный зеленью, плотно застроенный, Суздаль показался ему неуютнее, суматошнее иных городов, даже таких, как Кучково. А каменный дом вдовы Медорады громоздился среди бревенчатых теремков, как боров среди козлят. Первую настороженность вызвала мысль: отчего ни на крыльце, ни в сенях их никто не встретил, слуги словно попрятались? Тишина… И вдруг в этой тишине, у которой явно были глаза и уши, раздался истошный, пронзительный, не забываемый по своей характерной писклявости голос, вернее крик, раскатившийся по многочисленным переходам и закуткам:
- Аме-е-е-лфа-а-а!
Род мгновенно отметил, что перед этим криком слышал неведомо чьи шаги впереди. И тут же увидел чьи. В двухсветных сенях перед внутренними покоями стоял человек в распашном[331]
охабне. Стоял он спиной к подошедшим следом Полиену и Роду. Этого человека и со спины нельзя было не узнать.- Аме-е-елфа-а-а!
Из внутренних покоев на крик вышел великан, как показалось под низкими сводами, хотя не такой уж и великан, скудобородый, грузный, болезненно белый лицом. Он недовольно повёл длинным, кривым носом по сторонам и тут же сосредоточил колючий взгляд маленьких глаз на крикуне:
- Пошто не побережёшь глотку, Степан Иваныч?
Низенький Кучка, запахнув обширный охабень, засеменил к своему высокому государю. Князь Гюргий неторопливо застёгивал накинутый только что пониточный[332]
кафтан, совсем не княжескую одежду.- Не гораздо эдак… не попригожу… Давно вижу… - захлёбываясь, верещал Кучка. - Мыслишь, князьям все дозволено. С боярскими жёнами спать? Я тебе не холоп!
Князь Гюргий не слушал обесчещенного боярина. Он смотрел на вошедших следом Пол иена и Рода.
- Вы тут почему? Ты, Полиен, зачем? Где господин твой, мой сын Иван? А тебя, парень, я будто видел когда-то где-то…
По лицу князя, несмотря на суровый голос, было заметно, что нежданные посетители пришлись весьма кстати.
Разъярённому Кучке и появление посторонних не поубавило прыти.
- Во-ло-детели! - вопил он. - Жизни, земли им подавай! А ещё подавай и жён!