Кровь и лед

— Закрыть линию! — заорал сержант Хэтч за спиной Синклера, приказывая наездникам скакать вперед и закрыть бреши в передней линии, которые образовались на местах павших солдат и лошадей. — Закрыть линию в центре!

Шеренги взвинтили темп, и Аякс, пригнув гнедую голову с белой звездочкой на морде, помчался вперед как ветер. Сабля и седельный ранец бешено запрыгали. Древко пики держать в руках стало сразу неудобно, поэтому Синклер сейчас мечтал лишь о том, чтобы поскорее прозвучал приказ опустить оружие и зафиксировать его под мышкой. И еще молился, чтобы удалось дожить до того момента, когда сможет пустить пику в ход.

Он надвинул на глаза шлем, закрываясь от ослепляющих лучей солнца.

Преодолев половину расстояния, бригада оказалась под ураганным перекрестным огнем пушек и ружей противника. Мушкетные пули, осколки ядер, картечь и снаряды ливнем обрушились на ряды кавалерии, со свистом прошивая тела лошадей и буквально снося солдат с седел. Кавалеристы больше не могли сдерживать охваченных ужасом лошадей и, по правде говоря, сами поддались панике, поэтому ряды сразу расстроились, и войска бросились вперед в полном беспорядке, лишь бы только поскорее миновать смертоносные холмы. Подбадривающие крики, молитвы перепуганных солдат, истошное ржание искалеченных лошадей и стенания раненых слились в жуткую батальную какофонию.

— Вперед, уланы Семнадцатого! — услышал Синклер крик Хэтча, когда лошадь сержанта нагнала его с правой стороны. — Не позволим Тринадцатому опередить нас!

«А где молодой Оуэнс или его лошадь?» — пронеслось в голове у Синклера.

Он как-то не заметил, чтобы парня убили.

Рог протрубил снова, и Синклер, наконец опустив пику, ударил шпорами по жилистым бокам Аякса. Поле боя так заволокло дымом и клубами пыли, не говоря уже о летящих во все стороны кусках дерна, что русская артиллерия впереди едва просматривалась. Синклер видел лишь сполохи пламени да слышал звуки тяжелых ударов, с которыми ядра врезались в боевые порядки, сметая, словно кегли, по дюжине солдат за раз. Грохот сделался просто оглушительным, настолько жутким и резким, что Синклер не слышал ничего, кроме звона в ушах. Глаза жгло от едкого дыма и огня, а кровь бешено пульсировала в венах и стучала в висках, будто молот по наковальне. Всадники, которые вырвались вперед, теперь валялись на земле, разорванные в клочья, а их скакуны отчаянно пытались подняться на раздробленные, а то и вовсе отсутствующие конечности. Аякс перепрыгнул через мертвого знаменосца, лежащего ничком поверх обезглавленного туловища лошади, и, нисколько не сомневаясь в мастерстве своего хозяина, помчался дальше в самое пекло. Синклер отчаянно пытался удерживать пику ровно, но при бешеном темпе скачки это было почти невыполнимо. Примерно в пятидесяти ярдах он увидел серые мундиры и короткополые шлемы русских канониров, которые торопливо закладывали в пушку очередной снаряд. К моменту, когда орудие зарядили, Синклер оказался прямо перед пушечным дулом, однако с линии выстрела уйти не мог: справа от него скакал сержант Хэтч, а с другой стороны — перепуганная лошадь Рутерфорда. На боках ее звенели пустые стремена, а самого ездока в седле уже не было. Синклеру не оставалось ничего другого, как перескочить через пушку до того, как грянет выстрел. Он услышал крики русских и увидел искрящийся оранжевым фитиль, поднесенный к запалу. Синклер пригнул голову, одновременно наставляя пику на солдата, который поджигал запал, и на полном ходу налетел на орудие. Аякс взмыл в воздух как раз в тот момент, когда из ствола вылетело ядро. Последнее, что помнил Синклер, был неуправляемый полет сквозь багрово-красную кашу из крови, дыма, лошадиных потрохов и пороха… а затем провал.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЯТАЯ

16 декабря, 11.45

Только Шарлотта начала приходить к выводу, что решение отправиться на полюс все-таки оказалось неплохой идеей — постоянные простуды среди сотрудников базы ей как медику не слишком осложняли работу, да и ужасная погода не слишком тяготила, — как спокойной жизни настал конец.

Сначала на Данцига напал и перегрыз горло собственный пес, а теперь вот — кому сказать! — Мерфи пытается ей втолковать, что искалеченное тело, лежащее перед ней на полу ботанической лаборатории — дело рук этого самого Данцига.

— Это невозможно, — повторила она в сотый раз. — Я лично зафиксировала факт смерти. Я своими руками зашивала Данцигу разорванную глотку и два, нет, три раза пыталась запустить дефибриллятором сердце, но на мониторе ползли только изолинии смерти. — Она опустилась на колени и пощупала пульс на остывшей шее Экерли. — Кроме того, его упаковали в пластиковый мешок на моих глазах.

— Что ж. Каким-то образом он из него выбрался, — настаивал Мерфи. — Вот и все, что я могу сказать. Уайлд и Лоусон под присягой подтвердят, что видели его.