Он останавливается и поднимает фонарь, словно что-то высматривает на земле, а затем выходит из поля моего зрения. Его плащ падает на землю с мягким шорохом. И несколько секунд спустя он с усилием взбирается на первый уровень лесов. Судя по всему, он не заметил меня, иначе не вел бы себя так непринужденно.
Я отступаю подальше в тень, когда бледная рука ставит фонарь на плетеную платформу недалеко от меня. Маленький нож на поясе – моя единственная защита, и я сжимаю рукоять вспотевшей рукой. Мне не хочется подходить достаточно близко, чтобы использовать его, но и выбраться отсюда удастся, только если пройти мимо мужчины.
А он тем временем с тихим стоном поднимает верхнюю половину тела над краем. Сейчас – тот самый момент, когда у него меньше возможности среагировать, а у меня больше шансов сбежать. Я бросаюсь вперед и хватаюсь за край платформы, чтобы развернуться и соскользнуть вперед. Но тут фонарь освещает лицо мужчины, и я узнаю его.
Это Симон из Мезануса.
Глава 18
Глаза Симона расширяются от испуга, он отшатывается назад и тут же начинает скользить вниз. Я успеваю броситься к нему, чтобы ухватить за запястье. Правда, при этом задеваю плечом фонарь. Он отлетает в сторону, стекло разбивается вдребезги, а тусклый огонек, хоть немного освещавший пространство, гаснет. Симон разворачивается и ударяется о столб подо мной, но все-таки хватается за него, перенося свой вес на новую опору…
Несколько секунд тишину ночи наполняет лишь наше тяжелое дыхание.
– Небо в огне! – восклицает Симон. – Это ты, Кэт?
– Да, – отвечаю я. Сердце так сильно бьется в груди, что ребра ударяются о платформу подо мной. – Тебя можно отпустить?
– Да, пожалуйста.
Я отпускаю его руку и сажусь, чтобы выглянуть через край. Симон крепко сжимает столб дрожащими руками и смотрит на меня снизу вверх.
– Что, во имя Света, ты там делаешь?
– Я здесь работаю, помнишь? А вот ты что тут забыл?
Симон опускается на корточки, а затем спрыгивает на землю.
– Делал свою работу. – Он несколько раз крутит запястьем, хмуро глядя вверх. – Пытаюсь понять, как выглядел город в ту ночь.
Я перекидываю ноги через край платформы, чтобы спуститься вниз.
– Ты же знаешь, что до крыши можно добраться и проще.
Я легко приземляюсь перед ним и театрально отряхиваю руки.
Симон хмурится еще сильнее.
– Ночь тебя подери, женщина, ты как кошка.
Его раздражение лишь веселит меня.
– Если бы Верховный альтум услышал, как ты ругаешься в святилище, пел бы ты епитимью до восхода солнца.
– Хорошо, что мы не в святилище.
Симон тяжело вздыхает и смотрит на остатки фонаря.
– Как тебе удается хоть
Я пожимаю плечами, напрягаясь от его предположений.
– Верхние ярусы хорошо освещает луна. – Я прикусываю губу, вспоминая,
– Для начала хочу узнать: действительно ли тот путь, о котором ты упоминала, проще, или, пробираясь по нему, я еще ниже уроню себя в твоих глазах?
Я хихикаю.
– Зависит от того, что нравится тебе больше – лестницы или леса.
Симон наклоняется, чтобы поднять свой плащ, но даже не притрагивается к разбитому фонарю.
– С лестницей я справлюсь. Показывай путь.
Двери святилища заперты, но я знаю, какие окна можно открыть. Поэтому жестом предлагаю Симону следовать за мной. Вот только там, где я легко пробираюсь в темноте без фонаря, он спотыкается и запинается, так что я не выдерживаю и веду его за руку.
Путь до западного конца святилища не близкий, и я осознаю каждую его секунду. Наконец мы добираемся до резных каменных блоков, сложенных позади фасадных башен, которые в дальнейшем потребуются для строительства. Когда я отпускаю руку Симона, он тут же вытирает ее о штаны, и это сильно задевает меня. Чувствуя, как начали пылать щеки, я поворачиваюсь к нему спиной и, не говоря ни слова, взбираюсь на выступ примерно в двух с половиной метрах от земли. Он довольно узкий, и мне бы не хотелось ходить по нему в юбке… или с плащом в руках.
– Думаю, тебе лучше оставить его здесь, – говорю я, и Симон послушно кладет плащ на землю.
Теперь – добраться до высокого остроконечного окна, выходящего на восток. Мало кто знает, что оно открывается, поворачиваясь на оси посередине. А чтобы открыть его, необходимо просунуть пальцы под раму и провести по защелке. Я объясняю это Симону, а затем поворачиваю окно и проскальзываю внутрь. Он быстро следует за мной, хотя ему приходится втянуть живот, чтобы протиснуться между стеклом и железной рамой.
– Я ничего не вижу, – бормочет Симон, когда я снова закрываю окно. – Где мы?
– На лестнице одной из фронтальных башен, – шепчу я в ответ. – Часть пути проходит здесь.
Симон хватает меня за руку, прежде чем я успеваю сделать пару шагов, чем вновь воодушевляет меня – хотя, скорее всего, он сделал это, чтобы не запнуться о собственные ноги. Лестница изгибается вместе со стеной, пока мы не добираемся до площадки, с которой открывается вид на внутреннее пространство святилища. Симон останавливается и вглядывается в темноту башни: