– Кроме того, – градоначальник поворачивается к Симону, – если второй убийца действительно есть, он, скорее всего, уже образумился. Ты же сам говорил, что новых жертв нет уже больше недели.
Симон всплескивает руками:
– Нет жертв, о которых мы знаем! Он мог перебраться в другой город или в деревню, давая выход своему чудовищу там, где мы не видим.
– Ну и славно. Раз он выехал за пределы наших земель, нам же меньше беспокойства, – говорит граф, старательно изображая безмятежный вид. Не особо успешно: мы все прекрасно видим, как подергиваются его челюсти.
– А
Дядя никак не реагирует на эти слова. Венатре недоверчиво качает головой:
– Так ты все это затеял, чтобы снять подозрения с Удэна? Неужели тебя заботило только это?
– Ты сам мне сказал, что не веришь, что это сделал он, – возражает граф.
– Я могу ошибаться! – шипит Симон. – Но ты не представляешь, насколько мне омерзительно, что твой первый порыв вызван не желанием добиться справедливости, а желанием защитить себя.
От этого заявления у меня все внутри леденеет. Да, Реми пытался донести до меня ту же мысль, хоть и другими словами. И тоже не без причины.
Симон упирается костяшками пальцев в стол, разделяющий их с дядей.
– Вопрос времени, когда этот человек вновь убьет женщину на улице, причем более жестоко. И ее кровь будет на твоей совести!
Граф Монкюир ударяет кулаком по столу, тычет в Симона пальцем.
– Если ты хоть кому-нибудь скажешь о своих домыслах, я велю тебя арестовать! – кричит он. – Расследование закрыто! Это приказ.
Симон так крепко сжимает край стола, что на мгновение мне кажется, будто он сейчас перевернет его на дядю.
Но вместо этого он разворачивается и вылетает из Зала Суда. Жулиана жестом показывает мне идти за ним, чтобы выйти последней. И нам двоим приходится бежать, чтобы не отстать: венатре не сбавляет шага, пока мы не выходим из здания Дворца Правосудия. Спустя секунду его плечи опускаются, шаги замедляются, а затем он и вовсе останавливается… когда замечает впереди спешно возведенную виселицу. Я прикрываю глаза ладонью, когда яркое солнце опаляет их после полутьмы коридоров, и едва не налетаю на Симона.
Жулиана останавливается рядом со мной.
– По крайней мере, справедливость восторжествует хотя бы в отношении жены торговца зерном, – пытается успокоить она венатре, качающего головой.
– Мне следовало это предвидеть, – бормочет он. – Мне следовало догадаться, что твой отец захочет все свалить на него. Захочет со всем покончить. – Симон поворачивается к нам. – Я пускал пыль в глаза. Хотел, чтобы люди поверили, что я умею раскрывать убийства, что мне можно доверять. И оказался слишком гордым, чтобы позволить ему выйти сухим из воды.
Я таращусь на него с открытым ртом.
– Ты хочешь сказать, что подумывал отпустить торговца зерном?
– Да, – стыдясь собственных мыслей, еле слышно отвечает Симон. – По крайней мере, на время. Вряд ли бы он совершил еще одно убийство, особенно если бы я намекнул, что считаю его подозреваемым. А теперь погибнет еще больше людей.
Симон не возражает, когда мы с Жулианой следуем за ним в его комнату. Ламберт уже там, рассматривает карты и наброски, прикрепленные к стене.
При взгляде на рисунки с изображением Изабель я радуюсь, что не видела тела воочию. Так что я легко могу понять эмоции, отражающиеся на лице Ламберта. Мне тоже нелегко смотреть на наброски, но они словно притягивают взгляд, не давая его отвести. И каждый раз я задаюсь одним и тем же вопросом: «Как один человек мог поступить так с другим?»
Ламберт поворачивается к нам, сжимая губы так крепко, что они побелели:
– Дело закрыто?
Растеряв весь свой гнев, Симон падает в кресло у дальнего конца стола.
– Твой отец решил именно так.
– Но ты не согласен.
Симон закрывает глаза и прислоняет голову к резной спинке.
– Нет. Не согласен.
Жулиана опускается на скамеечку и начинает собирать бумаги, разбросанные по столу. А на меня опять никто не обращает внимания.
– Думаю, пришло время попрощаться, – неумело делая реверанс, говорю я. – Можете оставить карты себе, если хотите.
– Почему ты решила прощаться? – Жулиана перестает раскладывать бумаги и поднимает голову, чтобы посмотреть на меня. – Ты же и сама все понимаешь.
– Понимаю что? – уточняю я.
Она качает головой, словно я сказала какую-то глупость.
– Что Симон не остановится. Пока не найдет настоящего убийцу.
Глаза венатре тут же распахиваются. Жулиана роняет страницу, которую держит в руках, и заламывает руки.
– Прости, – бормочет она.
Наклонившись вперед, Симон кладет ладонь на ее руки, но она продолжает сосредоточенно смотреть на стол.
– Тебе нужно отдохнуть, – ласково говорит он.
И я практически не сомневаюсь, что он скрывает за этими словами что-то еще.
– Да, да, так будет лучше, – говорит она, принимаясь раскачиваться взад и вперед. – Но пусть Кэт не уходит из-за меня.
Симон сжимает ее пальцы:
– Не сегодня.
– Меня-сегодня, – бормочет Жулиана. – Сегодня-меня.