Кровь и лунный свет

– Потому что он написал ее на второй половине этого листа.

Он подносит записку торговца ко мне и соединяет две разорванные стороны. Пергамент, особенно дешевый, рвется неровно. Но эти края совпадают идеально.

– При правильном освещении можно прочитать про остальную часть запасов, – тихо говорит Симон.

– Ты хочешь сказать, что убийца зашел в дом торговца зерном и украл пергамент, зная, что ты поймешь, откуда он?

– Вот именно. И нашел время, чтобы соскоблить его и хорошенько отжать. Показать, насколько терпелив. – Он замолкает на мгновение. – Как думаешь, что это означает?

Вполне очевидно: угрозу. Но… не только.

– Это вызов, – шепчу я. – Он насмехается над тобой, давая понять, что знает все, что ты делаешь и что разузнал.

– Согласен. – Симон засовывает фальшивую записку под стопку, а затем аккуратно складывает настоящую и прячет ее в карман. – Он полностью контролирует ситуацию. Или думает, что контролирует. Поэтому я сомневаюсь, что он нападет, пока меня не будет, ведь наблюдать за моим барахтаньем намного интереснее. И…

– И – что, Симон?

Он колеблется.

– Так бы я точно оказался вне подозрений.

Несколько секунд я обдумываю его слова. Никто ни в чем не обвинял Симона, но мне становится не по себе от того, что он не только задумывался об этом, но и спокойно воспринимает подобную возможность. Мне кажется, единственный, кто, помимо Симона, обладает подобной терпимостью к другим, – сам убийца. И вряд ли понадобится много времени, чтобы другие увидели подобную взаимосвязь. А Реми уже увидел.

– Он дождется твоего возвращения, – бормочу я.

Во взгляде, обращенном на меня, читаются и гордость, и печаль.

– Да, – говорит он.

– А значит, ему придется сдерживаться, пока ты не вернешься, – добавляю я.

Симон кивает. Но тут мне в голову приходит еще одна мысль:

– А сколько времени тебе на самом деле нужно, чтобы добраться до Мезануса?

– Примерно неделя, – признается он.

– Но я должна говорить всем, что ты вернешься только через две. – Мне все становится понятно. – Ты сказал, что убийца считает, что контролирует ситуацию, но чем дольше ты будешь отсутствовать, тем труднее ему будет сохранять контроль, – говорю я. – Ты дразнишь его.

Симон молча смотрит на меня.

– А когда ты вернешься раньше, чем ожидалось, он сорвется, – продолжаю я.

– И, вполне возможно, совершит ошибку, – улыбаясь, заканчивает Симон.

Но мне не до улыбок.

– Неужели ты позволишь ему убить еще кого-то? – кричу я, так резко вскакивая на ноги, что скамейка опрокидывается. – Неужели не попытаешься остановить?

Он смотрит на меня несколько секунд.

– А что еще я, по-твоему, могу сделать?

– Раньше ты говорил, что тебе нужна еще одна жертва, чтобы узнать об убийстве больше, – напоминаю я. – А теперь утверждаешь, что не справишься без третьей!

– Ты и сама пришла к такому же выводу, – спокойно говорит он.

– Я пришла к выводу, что ты больше думаешь об этом чудовище в теле человека, чем о женщинах, которых оно убивает!

Я вылетаю из комнаты и несусь к лестнице, но не успеваю пройти и половины коридора, как Симон догоняет меня.

– Нет, Кэт, подожди! – Он хватает меня за левую руку. – Ты мне нужна!

– Зачем? – Я поворачиваюсь к нему. – Ты и сам во всем прекрасно разбираешься. Зачем тебе я?

Симон обхватывает второй рукой мой правый локоть, не давая отвернуться вновь.

– Дело не только в этом. Я… – Он опускает подбородок на грудь и тяжело вздыхает. – Именно поэтому я нуждаюсь в тебе. Мне нужен человек, который вернет меня к реальности. Который напомнит, что на кону на самом деле. Что цена моей неудачи – жизни людей.

И вдруг я понимаю, что мы вновь стоим так же близко, как в ту ночь на крыше святилища. А может, еще ближе. И при виде страдания в глазах Симона моя злость отступает.

– Симон, – строго говорю я, хотя в голосе почти не осталось грубых ноток. – Я еще поверю, что некоторые могли позабыть об этом, но ты?

– Я и не собираюсь забывать, Кэт, – тихо говорит он. – Но если я окунусь в ужас происходящего, если не смогу относиться к расследованию хладнокровно, убийца так и будет разгуливать по городу.

Так вот как он справляется с этим.

– Ты блокируешь эмоции, – шепчу я. – Стараешься отрешиться от происходящего.

– Верно. – Он отпускает мои руки, но не отстраняется. – И чем больше я буду глушить их, тем сложнее окажется их вернуть. – Губы Симона начинают дрожать. – Вот почему твое участие в расследовании так важно для меня. Не уверен, что без тебя я могу отыскать убийцу и остаться человеком.

Я качаю головой:

– Симон, ты едва меня знаешь.

Он отступает на шаг, чего мне совершенно не хочется.

– Зато знаю, что… – Симон замолкает и делает глубокий вдох.

Через несколько секунд я понимаю, что он не собирается продолжать, поэтому выдыхаю:

– Что?

Симон медленно подносит руку к моему лицу и склоняется чуть ниже, отчего его светлые кудри касаются моих волос.

– Знаю, что могу доверять тебе, – шепчет он. – Ты единственная, кому нечего скрывать.