Кровь и молоко

– О, этот жеребец переживёт нас обоих, – с издёвкой ответила Говард.

– Старая лошадь лишь с виду красива. А по факту она слаба и немощна, – сонно произнёс Фостер, прикрывая глаза.

Амелия тяжело вздохнула. До рассвета оставалось около часа. Наступающий день обещал быть тягостным для обоих. Говард предстало заполнить ещё целую сотню ненавистных приглашений, а Фостеру – начать статью о свадьбе женщины, что была любовью всей его жизни.

Глава 14

«Коль твердости в мужчинах нет, тогда

И женщинам простительно паденье».

Уильям Шекспир

«Дорогая Амелия…» – скрежет пера, зачёркивающего слова, и Даниель скомкал очередной лист бумаги, отправляя его в камин. Пламя в мгновение ока обрушилось на жертву, со страстью уничтожая замысловатую форму. Вспышка. Неудачное письмо рассыпалось пеплом, как и надежды джентльмена, пытающегося облачить в словесную форму собственный провал.

На столе мужчины стояла наполовину початая бутылка скотча. Последние несколько глотков детектив делал прямо из бутылки, потому что десятью минутами ранее со злости зашвырнул стакан в стену.

Каково это – чувствовать себя ничтожеством? Жить в иллюзорном мире, обладать властью, которую в любой момент может изничтожить собственный родитель?

– Я раздавлю тебя как мерзкого таракана и оботру подошву о твоё же пальто! – сквозь зубы процедил судья на угрозу сына разгласить судебной коллегии низость его мотивов относительно мисс Говард.

Байрон-младший бросил сие сгоряча, а точнее, от отчаянья, понимая, что проигрывает в споре.

– Вы не посмеете, сэр, я ваш единственный наследник! – очередная глупость со стороны детектива.

– Не посмею?! – судья мерзко рассмеялся, вставая с дивана и тыча в сына указательным пальцем. – Щенок! Всё, что ты имеешь, моя заслуга! Тебя бы выперли из университета ещё на первом курсе, или ты забыл, сколько мне пришлось заплатить ректору, дабы он скрыл позорные подробности твоей личной жизни? И он ещё смеет обвинять меня в бесчестии! А не ты ли обрюхатил юную мисс Кэтрин, а после сослал её к родственникам в деревню? Я до сих пор плачу за твоего выродка, чтобы её семейка держала рот на замке!

– Я был молод и глуп! – закипая, воскликнул Даниэль. – И я собирался жениться! Я просил у вас благословения, но вы отказали! – мужчина заметался от стены к стене. – Вы сослали Кэтрин в деревню, и вы предложили ей деньги!

– А она сразу же согласилась! Потому что знала, в какое слабовольное существо влюблена!

– Я любил её! – брызжа слюной, взорвался детектив.

– И что ты сделал во имя своей любви? – надменно прохрипел судья.

Даниэль шумно выдохнул, отвернувшись, вцепляясь в собственные волосы пальцами. Некоторое время мужчины молчали. Судья уселся в кресло и закурил трубку, а его сын застыл в оцепенении, не в силах подобрать нужных слов.

– Я прошу вас, – спустя долгие минуты обречённо заговорил детектив, – найдите другую. Лондон пестрит завидными партиями. Вы же знаете, Амелия не любит вас, этот брак сделает её несчастной…

– А мне нет дела до её счастья. Лишь бы платье подходило к выходному пиджаку, да по ночам ноги шире раздвигала, – судья вновь зашёлся мерзким хриплым смехом.

Даниэль резко обернулся. В его глазах застыла ярость, но вырваться на волю мужчина ей не позволил.

– Моя мать тоже была всего лишь аксессуаром? – желваки на скулах джентльмена задрожали, руки невольно сжались в кулаки.

– Твоя мать была красивой дурой, но с титулом. Жаль только, потомство вышло с изъяном.

– Вы чудовище, сэр… – потрясённо отозвался детектив.

– И это чудовище лишит тебя наследства, если ты ещё хоть слово скажешь о предстоящей свадьбе.

Судья тяжело поднялся на ноги и, подойдя к сыну, выпустил ему в лицо клубы дыма. Даниэль еле сдержался, чтобы не закашляться.

– Вот, – мужчина сунул в карман детектива несколько банкнот весьма крупного достоинства. – Иди, сними шлюху, пару шлюх, напейся вдрызг. И ради бога, прекрати ныть! Роль рыцаря тебе не по совести. Амелия Говард послезавтра станет моей! И как бы ты ни хотел вкусить её соки, тебе придётся примириться! Замечу хоть один косой взгляд в сторону своей жены – вышвырну вон!

Байрон-старший снисходительно потрепал сына по щеке, будто тот взаправду был щенком, и, обойдя его, вышел из комнаты.

К сожалению, судья оказался прав! Даниэль имел ряд достоинств, которые помогли ему продвинуться по службе без помощи отца, но как человек он был слаб. Даже сейчас детектив никак не мог собраться и написать Амелии письмо с недобрыми вестями. А уж лично поведать о собственной неудаче он и помыслить не мог.

В очередной раз залив горло хмельной жидкостью, мужчина громко поставил бутылку на стол и обтёр губы рукавом рубашки. Скоч жёг гортань, отдавая в нос терпким послевкусием.