Кровь и пламя

Я шел посередине дороги. Шел уверенно. Печатал каждый шаг, смотрел прямо перед собой — на темный зев глубокой расщелины. Хрустел сминаемый песок под моими ногами. Такой же жалобный хруст раздавался из-под ног сопровождающих меня ниргалов. Рикар и Туорий прикрывались нашими спинами — хотя их доспехи я укрепил при помощи магического дара, выстрела стрелы можно не бояться, только если она не угодит в неприкрытое место.

Но нас снова никто не встретил. Ни словом, ни ударом. Лишь оставленные впередиидущим отрядом врагов следы тянулись перед нами, уходя в сумрак глубокой каменной щели.

Гранитные стены несли на себе следы грубой обработки — выровнять идеально не старались, но все мешающее безжалостно и тщательно убрали. Ширина прохода чуть больше ширины дороги. И чуть больше ширины отесанной гранитной глыбы — мимо парочки таких мы прошли совсем недавно. Я вдоволь подивился их размерам — в два раза выше роста человека, в рост человека шириной… настоящие махины, подавляющие одним своим видом. Подобные каменюки я видел достаточно недавно — например, в мрачной, ледяной и жуткой Твердыне, заброшенной грозной цитадели, выстроенной руками мастеровитых гномов. Но те воспоминания лучше не ворошить — будто заглянул в зев старой могилы. Также в Пограничной Стене удалось увидеть не меньшие по размерам камни, сплавленные в единое целое при помощи магии. Но вся Стена разная — ее строило множество людей, участками, везде свой мастер, свой материал, и лишь несколько ключевых требований — высота и прочность.

Мы прошли около трехсот шагов — и ничего.

Я кивнул бородачу, и, понятливо кивнув, Рикар отослал Туория назад — подать сигнал остальным воинам. Если нас будут преследовать, то все одно не успеем скрыться, ибо все глубже и глубже уходим в гранитную ловушку, преследуя врагов.

Вскоре я начал удивляться еще сильнее — нам на глаза попались первые места, где из гранитной единой массы были вырублены громадные каменные блоки. Удивлял не размах работы и не размер зияющих дыр. Нет. Меня поразило то, что такие места были единичны. В каждом месте взято по одному, самое большее по три блока. Весь остальной массив гранита по соседству абсолютно не тронут, не неся на себе ни единого следа зубила.

Раз уж начали вырубать блоки — почему так избирательно? Чем не угодил остальной камень, столь же прочный на мой взгляд? Ни трещин, ни сколов, ни впадин — прямо-таки идеальный материал для строительства.

Почему для строительства?

Ну… сопоставив дорогу, ее древность, ее ухоженность и сами гранитные блоки, я решил, что перетаскивание громадных камней ведется уже очень давно, возможно столетие. Может, и меньше, но в любом случае, даже при подобных размерах «кирпичиков», блоков было перенесено очень много. Для чего как ни для строительства нужны эти «кирпичи» в таком количестве? Чтобы это ни было, но сооружение колоссальное. Впрочем, предполагать можно что угодно — но лучше увидеть все собственными глазами. Если рассуждать так же, то дорога, приведшая их сюда, другим своим концом должна упираться в место, куда взятые отсюда блоки были перемещены.

Передвижение в густом сумраке, в напряжении, в озадаченности… это очень тяжело, бьет по чувствам острым мечом, я то и дело замечал, что невольно таращусь наверх — не из страха перед тьмой и не из желания увидеть синее небо. А из боязни получить на голову обвал — мы ведь потчевали нежданных гостей именно так в нашем поселении.

А тут еще подоспевший бодрым бурундуком гном Тикса мгновенно умчался ощупывать, обнюхивать и облизывать пустоты, оставшиеся на месте выборки гигантских камней, чем не добавил мне спокойствия — хуже оживленного до безумия гнома трудно что-нибудь придумать. Однако я был удивлен, когда коротышка внезапно примчался обратно, будучи в крайнем возбуждении:

— Гномы камень рубить!

Тут-то я и встал как вкопанный.

— Что?

— Гномы камень рубить! — убежденно повторил Тикса, и я поверил ему сразу и абсолютно. Гномы живут с камнем, в камне, под камнем. Они разговаривают с камнем и, как мне кажется, порой получают от него ответ. Камень — это огромная часть их жизни. И знают они о нем очень много. И уж точно могут определить, что за следы оставлены на этом столь часто встречающемся в мире материале.

Раз Тикса так сказал — значит, камень на самом деле рубили гномы.

— Гномы быть заставлены! Заставлены работать! — Тикса от волнения снова начал путать слова людского языка. В последнее время такое с ним редко случалось.

— Почему? — мягко поинтересовался я, делая знак ниргалам посматривать по сторонам, а сам подходя к стене расселины, где в сером монолите гранита зияло несколько неправильной формы большущих ям.

— В добром уме гном вот так, — палец Тиксы указал на один из краев ямы, затем сразу сместился левее, потом поднялся выше. — Вот так и вот так. И вот тут… никогда так не будет рубить! Грех! Большой грех так камень рубить! Вы люди, вам можно — для вас камень мертвый. Как дерево!

— Дерево живое, — возразил я невольно.

— И камень живой!

— И?