Кровь и Плен

– Хм… – неопределенно выдал брат. – Нет. Мне так не показалось. Живя с кем-то бок о бок три года, рано или поздно притерпишься. Вас ведь больше не переселяли.

И то верно… Обычно по истечении первого года давалась возможность обратиться с прошением о смене соседей, и даже если написал его кто-то один, зачастую заново распределяли всех жильцов дома.

Зная о распрях между Ларак и Флер, я еще в начале первого года была уверена в переезде.

Но раз все три года мы оставались соседками, то отношения между дэвами, должно быть, наладились.

– Ты всегда можешь спросить об этом напрямую у Флер, – добавил брат.

Фредерик был прав, но отчего-то мне не хотелось следовать данному совету.

Постепенно разговор вернулся к повседневным вещам. В скором времени я хотела начать тренировки с мечом.

– Я все же считаю, что перед возвращением к тренировкам необходимо пройти осмотр у врачевателей. С принятием ведии. Мы не знаем, что могло случиться с твоим телом за годы без движения. Уже то, что ты выживала без пищи и воды все это время, не поддается здравому смыслу.

– Нет. Ведию пить не буду. Я и так проспала слишком долго, – твердо произнесла я. Фредерик уже не в первый раз говорил о посещении врачевателей. – И я не хочу спорить об этом вновь.

– Хорошо, – помедлив, отозвался он. Брат был недоволен моим отказом.

Осмотр с использованием ведии занимал около суток.

Некоторые даэвы рождались с целительским даром. Они были редки, и их силу ценили. Именно поэтому орден Вечной зелени на юге, в котором состояли семьи, обладающие целительским даром не в одном поколении, всегда занимал особое место среди нашего народа. Регис, врачеватель при Люции, был выходцем из этого ордена.

Они изучали и совершенствовали свою науку столетиями. Без соответствующих знаний врачеватель мог залечить разве что неглубокий порез. Именно даэвы из обители Вечной зелени сотворили ведию – зелье из сока морозии. Оно погружало даэва в транс, насылало видения, заставляя магию внутри его тела постепенно застыть и не противиться силе врачевателя.

После приема зелья сердце начинало биться чаще, ускоряясь с каждой минутой, а достигнув пика, почти останавливалось. И тогда даэва парализовывало. Некоторые теряли сознание, другие слышали и видели все, наблюдая за врачевателем, проводившим осмотр. Действие ведии начинало слабеть спустя несколько часов, пока не сменялось беспробудным сном.

Обычно просыпались спустя несколько часов. Все зависело от возраста воина и внутренней силы.

Без особой надобности эту процедуру не проводили – только после серьезных ранений.

Фредерик хотел было что-то сказать, но тишину гостиной внезапно нарушил звон колокола – низкий звук вибрирующим эхом прокатился по всем комнатам семейного крыла.

Лицо Фредерика сделалось строгим. Он поднялся.

– Я скоро вернусь.

– Не торопись. Я подожду твоего возвращения.

Фредерик кивнул и стремительно пошел прочь. Как только его шаги стихли, я немедленно встала, стараясь двигаться бесшумно, но быстро, рисуя в памяти путь, который в последний раз преодолевала тридцать лет назад.

Миновав несколько комнат и без раздумий скользнув в левое разветвление коридора, я остановилась у высокой деревянной двери, на поверхности которой скрещенные остриями мечи расходились веером.

У двери не имелось замочной скважины. Она отпиралась иначе.

Каждый эфес меча, выступавший на деревянной поверхности, был инкрустирован кристаллом. Требовалось лишь нажать на камни в нужном порядке, чтобы открыть потайной замок. В трофейной никогда не хранилось что-то по-настоящему ценное, поэтому и комната эта тщательно не охранялась.

Подушечки пальцев коснулись прохладной поверхности кристаллов, одного за другим.

Раздалось несколько щелчков, и дверь отворилась. Быстро проскользнув внутрь, я пошла вдоль стеллажей, которыми была заставлена комната. Каждому члену семьи посвящалась своя полка, устланная темно-синим бархатом.

Яркая полоса света от проема открытой двери прорезала пространство, скользя по многочисленным экспонатам, хранящим свою мрачную историю. В воздухе словно витало чужое горе. Мне казалось, будто оно липким слоем оседает на коже. Здесь были сотни вещей, теперь хранивших память о мертвецах. О тех, кто уже давно не ходил по земле Дэвлата.

Самым трагичным в проклятье, которое терзало мир с открытия Первого портала, было то, что не всегда страдали те, кто погряз в пороках. Иногда не везло хорошим людям и тем, кто запутался в собственных эмоциях. Зависть, ярость, жажда мести – сильные чувства захватывали сердца и отравляли их. Порой, чтобы твое тело стало лучшим вместилищем для энергии Серого мира, достаточно было даже мыслей…