Кровь и Плен

На бархатной ткани, прикрепленные к ней толстыми железными иголками, венчавшимися красными кристаллами, хранились многочисленные экспонаты кровавой коллекции: изъеденные ржавчиной часы, потертые кольца из темного серебра, попадались искусные украшения для волос – это означало, что при жизни пострадавшие принадлежали весьма зажиточным семьям. Лежало даже несколько расписанных вееров, которые до сих пор были прекрасны. Иногда, когда на теле ревенанта не оставалось предметов, которые можно было взять в виде трофея, выбирали из его дома то, чем человек дорожил при жизни.

Я остановилась у стеллажа, что принадлежал нынешнему поколению семьи. Почившему отцу Фредерика и ему самому. Трофеи прошлого главы занимали три полки. Я смотрела на них, думая, что это едва ли не все, что осталось после жизни дива, управлявшего могущественным орденом. Тело сгинуло в расколе, и даже праха не осталось. Печальная участь.

Взгляд отстраненно скользил по предметам. Я будто мысленно создавала стену между собой и тем, что побывало в крови.

Осмотрев несколько полок, я не нашла ничего подозрительного. Взор коснулся первого трофея Фредерика – тонких бус из мелких камней, нанизанных на нить вместе с кусочками зеленого полированного стекла. Если приглядеться, можно было даже заметить маленькие черные пятна высохшей крови ревенанта. Поодаль лежали чья-то пуговица и кольцо из серебра грубой работы. Фредерик собрал мало трофеев.

Я уже хотела продолжить осматривать другие стеллажи, когда вдруг оцепенела. Рука сама потянулась к бархатной подушке – точнее, к краю полки с трофеями брата, которая заканчивалась боковой дощечкой, не позволявшей всему содержимому скатиться на пол. Пальцы взялись за голубую нить, едва видимую между тканью и деревом. Ее можно было заметить, лишь посмотрев под определенным углом.

Я потянула за нее, чувствуя, как сердце в груди наливается свинцом и холодеет.

Кисточка выскочила наружу, будто все это время дожидалась, когда ее хоть кто-нибудь заметит. Подобные украшения даэвы вешали на эфес меча.

Голубые нити посерели, но две сапфировые бусины остались все такими же на вид. Я бы узнала их и век спустя. Это была подвеска с клинка Лоуза Прауда, которого до сих пор считали пропавшим.

Но почему она здесь?..

Рука с силой стиснула старое украшение.

Я обвела взором помещение, оборачиваясь вокруг своей оси. Я будто тонула и проваливалась под землю в окружении десятков стеллажей и полок.

Трофеи. Все, что осталось от нечисти. От монстров…

Монстров?

Я сглотнула, остановившись. Что, если Лоуз Прауд в глазах прошлого главы и был монстром?

Фрагменты складывались в голове один за другим, словно детали часового механизма.

Фредерик, навестивший меня в подземелье у Духовного озера. Бледное лицо и чья-то кровь на плече. Возложение второго трофея и вопросы о наставнике.

Лоуза Прауда убил мой брат? Провинившихся даэвов изгоняли, заточали в темницу, но не казнили. В хрониках обители Сорель он до сих пор значился пропавшим.

В то время никто так и не спустился в подземелье. Воды подземной реки в самом деле были святыми, связанными с озерцом в лагере у озера Спокойствия, которое мы, по вине Люция, побеспокоили, когда нам было по шестнадцать. Дождь, шедший в Турисе, когда мы выбрались на поверхность, не прекращая лил несколько недель. Даэвы не решились больше тревожить святыню. Да и вода поднялась так высоко, что достигла уровня черного тумана, что укрывал собою лестницу, ведущую в подземелье под зданием библиотеки.

Я вновь приблизилась к стеллажу, слыша, как непривычно быстро бьется сердце. Оно стучало ритмично, иногда замирая, а в следующий миг точно пытаясь угнаться за неведомой зловещей мелодией.

Два трофея. Их должно быть два.

Не отпуская кисточку, я подцепила пальцами край бархатной подушки, осторожно отодвигая ее в сторону и следя за тем, чтобы экспонаты не скатились на пол.

Под подушкой оставалось пространство. Второе дно.

Узкое, но его хватило, чтобы спрятать те трофеи, которые не предназначались для чужих глаз. Еще одна подвеска с чужого меча обожгла взгляд. Следующим шел перстень с выгравированными завитками ветра – символом светлой богини. А завершал коллекцию сломанный пополам кристалл. Для его осколков прямо в дереве полки выскоблили неглубокое отверстие – неаккуратно, торопливо и грубо.

Рука затряслась, когда я взяла один из кусочков. Я схватила себя за запястье свободной ладонью, чтобы силой сдержать дрожь. Но это не помогло.

Кристалл изнутри, подобно рекам, пересекали серебристые прожилки. На одной из граней виднелась аккуратная засечка. Я узнавала собственное творение, пусть и не помнила, как создала его. Это ограничитель моего дара. Сломанный. Потерявший силу. И снятый с чужой шеи.

Голову пронзила боль. Я схватилась за виски, медленно опускаясь на пол и плотно сомкнув губы, чтобы не издать ни звука. А через мгновение тьма, укрывавшая часть воспоминаний, развеялась. И я вспомнила, кому принадлежал ограничитель.

Люцию. Я подарила его Люцию Морану.

XVI. Белый ворон