Кровь и слезы Луганска

— Я вам за счет заведения сделаю, — внезапно сказал парень и опять улыбнулся, как утреннее солнце.

— Да как-то неловко, — смутился Иванцов. Но деньги спрятал. В конце концов, солдат жрет все, что дают, пока это дают бесплатно. Солдат же.

 И потом пил вторую кружку какао на кокосовом молоке уже растягивая удовольствие. В этот момент барышня по радио объявила, что поезд "Санкт-Петербург—Челябинск" отправляется с восьмого пути через десять минут. Пора идти. От кафешки до платформы три минуты. От выхода до вагона еще минута. Проверка электронного билета на планшете — еще минута. Теперь можно выкурить две сигареты подряд. Потому что в поездах запретили даже парить электронку, ханжи клятые. Ну да ладно, двенадцать часов можно и перетерпеть.

— Второе место, — сказал проводник, сверившись со своими записями.

— Спасибо, — ответил Иванцов.

— Не задерживайтесь, скоро отправляемся.

 Иванцов кивнул. Солдату собраться, что подпоясаться, а покурить, что два пальца об асфальт. За пять минут можно до китайской границы добежать, не то, что втянуть в себя двойную дозу никотина. А потом лечь на верхнюю полку, раскрыть первый том "Истории Украинской ССР", насладиться десятком страниц и уснуть до самой Вятки. Ну, можно еще во Владимире курнуть, на перроне. И в Нижнем Новгороде. А в перерывах — спать, спать, спать.

— Добрый вечер! — сказал Иванцов, заходя в купе.

— Ну вот и наш сосед! — благодушно сказала седоволосая пожилая женщина благообразного вида, присаживаясь на своей полке.

 Иванцов закидывал багаж на третью, когда через пару секунд выяснилось, что женщина совсем не женщина, а так, вполне себе, тетка. Причем, базарная.

— Вы до Челябинска?

— Нет, я до Кирова.

— До Кирова он, — внезапно нахмурилась женщина и в этот момент превратилась в ту самую тетку. — Когда вы уже город переименуете.

— Простите, что? — изумился Иванцов, сев на противоположную нижнюю полку. Там лежала женщина того же возраста, но она молчала.

— Что, что. Город переименовывать надо. Вся страна в именах убийц.

— Простите, народ как-то против.

— Какой народ? Какой народ? Я их каждый день на экскурсиях вижу. Это не народ, а быдло безграмотное. Они даже не знают элементарных вещей. Я им показываю дом, где арестовали Гумилева, а они просто делают эти их селфи на фоне подъезда.

— Селфи зло, это несомненно. Но причем тут наш город?

— Потому что ваш город — олицетворение зла. Этот ваш Сталин...

 "Да пошла ты на хер, дура старая" — подумал Иванцов, но вслух этого не сказал. Его воспитали в вежливое советское время. Тогда было модно уважать старших и чужое мнение. Ну и милиционеров.

— Знаете, если у нас губернатор начинает говорить о переименовании города и развитии туристического потенциала, то он заканчивает свою карьеру в тюрьме.

— Это кто? — сощурилась мадам-экскурсовод. Ну или экскурсоводша.

— Никита же Белых.

— Ай, он просто предал свободу ради системы и система его сожрала.

— Взятки брать не надо, — парировал Иванцов.

— А вы солдат, да? — внезапно переменила тему тетка.

— Ага, есть немного.

— А где...

— Чай, кофе? — возник в проходе плацкарта проводник.

— Не мешайте, у нас тут мировоззренческий спор, — обрубила тетка проводника и Иванцов остался без чая. Впрочем, чая ему уже не хотелось.

 Больше всего ему хотелось лечь спать и он начал злорадно развязывать шнурки на берцах. В вагоне ухудшилась атмосфера.

— Так где вы служите?

 Иванцов показал на шеврон Новороссии.

— Хохол! — торжествующе тыкнула тетка пальцем в рядового.

— Кто? — не понял Иванцов.

— Вы. Все. Понаехали. А мы вас кормим. Жаль, вас Сталин не всех голодом уморил.

 "Да пошла ты на хер!" — второй раз подумал Иванцов, но вслух опять сказал другое:

— Я гражданин России, вообще-то.

— Какая разница? Получил паспорт — и гражданин? Я петербурженка в третьем поколении, между прочим.

— А я кировчанин в третьем поколении, и что? Как вы меня кормите?

— А ну-ка расскажите, что у вас там происходит?

— Война у нас там происходит. Стреляют по детским садам и убивают детей. А мы защищаем.

— Ну конечно, вы посмотрите на этого защитника. Носки постирать не может, а мифических детей защищает.

 Иванцов с наслаждением перелез в тапки и пошевелил пальцами на ногах.

— И что вас заставило ехать на войну и убивать украинцев?

— Я был в Одессе второго мая.

— А что там было? Ну-ка расскажите? Нам очень интересно, — обратилась она к женщине, лежавшей на противоположной полке. Та закрыла железнодорожной простыней лицо.

— Вы что, не в курсе? — опять удивился Иванцов.

— Я не смотрю телевизор, там одна путинская пропаганда.

— Причем тут телевизор, есть интернет...

— А у меня нет интернета. Я требую, чтобы вы, как очевидец...

— Требуете? — вдруг взорвался Иванцов. — Какое право вы имеете требовать и судить?

— Как вы со мной разговариваете? — на этот раз она ткнула в рядового очками.