Кровь и слезы Луганска

 Это в России тоталитаризм и все такое. А на Украине всегда была «Свобода от всякой херни». Поэтому в России поисковики занимались своей военной археологией по закону, а на Украине как черт на душу положит. Когда же Луганская область стала Луганской народной республикой, стали меняться и поисковики. Не сразу, конечно. Сразу хочется, конечно. Чтоб раз — и сквозь рассветы, города — и все получилось. Но так не бывает. Люди существа динамические, а не статические. Сегодня ты герой, а завтра предатель. Или наоборот. Очень многим хотелось, чтобы все было бесконтрольно, как на Украине, но чтобы на русском языке. А так не бывает. Закон або воля. Под волей новые украинцы понимали исключительное рабское поведение: «Делаю, шо хочу, а мне за это ничего не будет». И не только украинцы, конечно. Но и многие русские. И совершенно не важно, на какой стороне конфликта они оказывались. Потому что все они — одинаковые. Хорошо, что в первые же дни на фронте они погибали — бесцельно и глупо. Жаль, что не все приезжали на фронт.

 Так и с военно-археологическими копарями. До войны приходилось давать взятки ментам. Во время войны гонять этих же ментов немецкими карабинами. Потом пришли большие дяди — ВСУ или ВСН, не важно, — и гоняли уже выживших ментов и прячущихся копарей. Злые копари потом шли во все стороны. Большая часть сидела дома, остальные шли или в Украину, или за Новороссию. Били друг друга с яростью. Что не мешало им спокойно на археологических форумах, прямо из окопов, нормально общаться друг с другом по поводу разных пуговочек да кантиков. Именно так — пуговочек.

 А в самом Луганске власть взял дядя Коля. И начал методично подбирать отряд за отрядом под себя, под свое видение поискового движения. Начал с музея. Выцыганил каким-то чудом помещение на шестнадцатой линии: угол с Советской. Помещение это принадлежало какому-то бизнюку из Киева. Бывший детский сад, переделанный под бизнес-центр. Ну или как это называется: «Бруки с Парижу» в одном отделе, «Мини-кредит всего за 1500% годовых» в другом и кофе по мелочи. Когда началась война и по этому кварталу стали прямой наводкой бить украинские артиллеристы, бизнюк моментально свалил в Киев. Правительство ЛНР национализировали, что ли, пустые помещения. «Бруки» отдали поисковикам. Теперь там стал музей. У входа лежали останки «Точки-У», ударившей по роддому Луганска. Хорошо, что не взорвалась. Внутри же помещение было разделено на несколько залов. В одном была экспозиция про башкирскую дивизию, когда-то освобождавшую Ворошиловград. В другом немецкая экспозиция. В третьем — украинская агрессия.

 Молитвослов, изданный в тринадцатом году по заказу Бундесвера. Окровавленная жовто-блакитная повязка с надписью «Перша украiньска дивизия СС «Галичина»«. Американский сухпай. Да, да, у нас тут просто гражданская война. С немцами, американцами и нигерийцами. Нигерийцы отметились на фото, где они выгружаются на фоне своего самолета. Фото было сделано с мобильника, найденного в развалинах Луганского аэропорта.

 Опять вздрогнул телефон. Внезапно не дядя Коля, а Глеб Соболев. Но как? Воронцов же сменил номер! А, черт, автоматическая смс-рассылка по адресной книге... Ну да, если бы он был нужен укропам, то по Кварталу Восточному опять бы прилетело. Ведь у него в адресной книге сохранился номер сотрудника одесского СБУ, правосека из Житомира, бойца батальона «ОУН» и так далее. Работа.

— Глеб?

— Яволь, понаехал?

 — Понаехал, тащ командир!

— А?

 Мало того, что тут связь через мусорные баки устанавливается, так Глеб еще глух как пробка. Афган.

— Понаехал, говорю. Приехал. Я НА МЕСТЕ. На месте я. Бля... Я. З.Д.Е.С.Ь. Черт, как еще сказать-то... — буркнул Воронцов. Глеб немедленно понял:

 — А, ты приехал, так и сказал бы. Остановился где?

 Воронцов пять раз в разных вариантах назвал гостишку. Глеб услышал с третьего раза. После чего приказал в обязательном порядке явиться к нему в «Луганский информационный центр». «Ну, хоккей» — подумал Воронцов. Возвращение на батарею отодвигается еще на день.

 Если ты приехал в Луганск и планируешь выехать в республику, знай, что после двенадцати дня шансы на выезд стремительно несутся к нулю. Тут после тринадцати-четырнадцати даже бутики перестают работать. Ибо Луганск — это такой шалаш, где рай, если милый жив.

 И тут же второй звонок от дяди Коли. Ничего слышно не было, но Воронцов на всякий случай согласился со всем, что там в трубку ворчал поисковый центральный гном. А минут через пять от него же пришла СМС-ка. У него поменялись планы и приехать он не сможет. А вот завтра на базе в одиннадцать — вполне себе. «Адрес помнишь?» «Помнишь» — ответил Воронцов. А чего его помнить-то? Любой таксист знает, где лежат ракеты. Те самые, с лета четырнадцатого. «Точка-У», «Смерч», «Ураган»: их останки поисковики притащили к музею и фигурно выложили на газоне перед входом. Первое время пришлось ставить круглосуточную охрану. То ретивые коммунальные службы пытались увезти как мусор, то неизвестные в камуфляже утащить на металлолом.