Кровь и слезы Луганска

 Одинаковые лица, одинаковый камуфляж, одинаковые каски. Одинаковые армии, в конце концов. Что о них писать? Как умирают люди? Так это уже описано сотни тысяч раз. Необязательно увидеть серые (или белые?) мозги, чтобы написать: «Сержант упал и в каску выплеснулись его...» Напугать читателя? Зачем? Чтобы он, прочитав статью, сделал... Сделал что? Поехал добровольцем или сделал запас еды дома? В лучшем случае, он вспотеет, сотрет пот с лица, откроет еще бутылку пива, откроет новую вкладку в браузере. И все! Послушай, старик, зачем тебе все это нужно? Кто все это опубликует в современном мире, когда нужно редакторам только «Шок! Весь мир обомлел, когда узнал, что готовит на завтрак Путин!»? Путин готовит яичницу, вся Украина в шоке, потому что она на сале, да. Какой идиотизм.»

 Автобус, наконец, затормозил на конечной. Луганск. Воронцов сунул блокнот в куртку. Ботинки не стал надевать, на улице плюс тридцать два. Так и пошел с сумкой на плече и в тапочках.

 Первым делом зашел в кафешку.

— Два горячих шоколада и сим-карту. Нет, не МТС. «Лугаком», пожалуйста.

 Так-то почти никакой разницы. Не работает ни та, ни другая, но на «Лугаком» хотя бы как-то можно прозвониться раз на пятый-шестой. А еще его хохлы не слушают, как считается. Хотя, конечно же, слушают. Как они могут не слушать? С другой стороны, тогда нафиг глушат? Но психику хохлов сложно принять, хотя понять можно — насрать соседу за плетень, або день не удастся. Рагули как есть. Глушат и сами себе мешают слушать. Американцы от их логики, наверное, вешаются всем Пентагоном.

 А теперь можно и пожрать.

— Борща еще насыпьте, пожалуйста.

 Борща насыпали. И кто может объяснить, почему жидкое на югах насыпают? Его же наливать должны, нет? Ладно там — «кулек» вместо «пакета». Но насыпать борщ? Странно все это. Хотя не странней новомодной гвары. Гвары, не мовы. С полтавской мовой все ясно — нормальный певучий диалект. Шикарный. Один из самых красивых в мире. А «хохукраинише», который подают сегодня под маркой «настоящего украинского», пятизвездочного выдержанного, воспринимать славянину совершенно невозможно.

 Какого черта им не понравился «вертолет», зачем они его превратили сначала в «гвынтокрыла», а потом в «геликоптера»? Где у него крылья? А греческий тут причем? Це Европа? Тогда почему «лифчик» и «бюстгальтер» — вполне себе европейские существительные, — превратились в «цицькопидтримувач»? Что это за калька? Зачем это? А «кондомы» и «презервативы» в «нацюцюрник»? Не, оно зато понятно, почему девы с Украины шокают на Ленинградке. Потому что у их парубков — цюцюрки. Цюцюрки, твою мать. Говоришь «цюцюрка», и сразу представляешь себе какой-то сморщенный гороховый стручок. В лучшем случае, бобовый. Этот хоть толще. В некоторых необандеровских книгах Воронцов встречал такой аналог: прутэнь. Это еще более-менее. Прутэнь, он не цюцюрка. Прутэнь, есть чем гордиться. Прямо слоган для вербовочных пунктов ВСУ.

 Хотя гордится тем, что тебе досталось от родителей и природы, Воронцов считал глупым. Это ж просто удача, чем тут гордиться? Случайность. Лотерея. Гордиться надо тем, что ты достиг сам.

 Верхом достижения украинской государственной филологии Воронцов считал слово «сполохуйка». «Зажигалка». С тех пор он девушек с низкой социальной ответственностью, но с легким социальным поведением иначе как сполохуйками не называл.

 «Интересно» — подумал Воронцов. «А почему водку не насыпают? Тоже нажористая?»

 Наконец-то тренькнул планшет. «Лугаком» поздравил с регистрацией. А потом еще тренькнул. Ага. «Контакт».

 «Как ты там?» — Вот что ответить? Правду.

 «Жру.»

«Че жрешь?»

 «Борщ вот. Насыпали.»

 «Как себя чувствуешь? Можешь не отвечать, но мы же не чужие друг другу?»

 Блин. Вот почему когда рядом, так сразу чужие. А как на расстоянии — сразу родные все такие. Как там... Любимки, ага. Боже, какое отвратительное слово. А больше всего Воронцов ненавидел слово «отношения». Отношения... Мать твою, у тебя отношения ко всему, что тебя окружает. Хорошее отношение, плохое. Нейтральное, равнодушное то есть. Воронцов вот к борщу относится хорошо, а вот к тем лютикам — или как их? — равнодушно. Как можно говорить о человеке: «У нас с ним отношения»? Вы дружите? Целуетесь? Занимаетесь любовью? У вас свадьба? Вы женаты десять лет?