Кровь и слезы Луганска

 Это казалось любопытным до вечера. А вечером на мотоциклах приехали крымские татары. У каждого из них были пистолеты на руках. Удивительно, но Воронцов тогда сообразил, что надо сдаться. Пока он рассказывал жалобно, что вот, мол, группа студентов, что откуда у них деньги, туристы быстро собрались, сняв палатки. Им дали десять минут на то, чтобы они свалили с поляны. И через эти самые десять минут они уже поднимались по скальной лестнице бывшего Успенского монастыря. Заночевали на плоской вершине, снова разведя костер. А когда по ним стреляли из Чуфут-Кале, никто и ничего понял. Потому что совсем еще молодые были. Первый раз были под обстрелом. И как поняли, черт его знает.

 Наверное, потому, что спустя две недели точно такие же звуки разорвали теплую крымскую ночь в Алупке, недалеко от того места, где они стояли с палатками. Под утро приехала милиция не пойми какого государства — то ли советского, то ли украинского, то ли крымского. Оказалось, что расстреляли владельца кафе, в которое студенты ходили иногда дешево завтракать.

 Вот в эти дни, когда волоком тащили на себе Ленку, сжегшую бедро до третьей степени, студенты ощутили всем нутром, что СССР больше нет.

 Да, они стояли в Алупке, под знаменитой канатной дорогой на Ай-Петри. Вернее, в Мисхоре, конечно. Но там от Мисхора до Алупки виноградной косточкой плюнуть. От дороги каких-то сто метров, возле арыка, за кустами дикой медовой алычи. Собирались уже. Ленка сливала бензин из горелки. Вместо того, чтобы слить ее в банку, она решила в костер. Ну и пламя по струе поднялось моментально. Она машинально отбросила горелку, успела не обжечь руки. А бензин попал на голое бедро. Стояла же в купальнике: жарко под крымским солнцем.

 «Скорая» и врачи — молодцы. Отреагировали моментально, увезли в больницу, не взяли ни копейки. Но надо было ехать, потому что билеты.

 Вечерний поезд «Симферополь—Киров» стоял на перроне, его атаковала толпа людей. В поезд пускали не по билетам, а по какой-то непонятной схеме. Пока с трудом загрузили Ленку и девчонок в одно плацкартное купе, место Воронцова уже заняли какие-то непонятные тетки с курицами в клетках.

 — Сыночку, мы ж только до Мелитополя...

 Пришлось ехать на третьей багажной полке, потому что в Мелитополе теток с курицами сменили тетки с ведрами. В ведрах сочно пахли груши и вишни. Они тоже куда-то недалеко «йихалы». На каждой остановке открывались окна — туда-сюда мелькали банки, тазики опять ведра. И сальные денежные знаки всех мастей. Доллары тетки прятали меж необъятных арбузных грудей. Остальное пихали в кошельки, кошельки в сумочки, сумочки по юбки. А потом сидели, тупо таращась в ночную темноту до следующего полустанка. Проводники впускали всех — люди спали в тамбурах и проходах. Другие люди по ним ходили, стараясь не наступать. А когда наступали, случалась свара. Еще сновали какие-то подозрительные личности туда-сюда: выглядывали, что и где плохо лежит. Где-то после Курска все они начали исчезать. Где-то под Владимиром Воронцов наконец спустился на вторую полку.

 А еще через неделю Воронцов уже ехал с другой группой в Хибины. На этот раз вагон был пустой, с разбитыми окнами. Белья и одеял не было. Пришлось вытащить спальники. Но даже спальники не помогали от пронзительного свиста сквозняка. Укрывались еще и матрасами. А проводник двое суток пил в каком-то другом вагоне. На полустанках к разбитым окнам жалобно тянулись бабульки с корзинками морошки и голубики.

 Кому все это было нужно?

— Ваш паспорт, пожалуйста.

 Воронцов отдал паспорт российскому пограничнику.

 Тот вышел из автобуса. Да, народа мало, быстро проверку пройдем.

 И впрямь, через пятнадцать минут пограничник зашел обратно.

 Но вместо того, чтобы раздать паспорта, вдруг попросил выйти из автобуса.

 А солнце здесь, несмотря на ранее утро, уже палило во всю. Какой-никакой, а уже юг. Это если ты родился на Вятке, конечно. Для Вятки все юг, кроме Архангельска. Воронцов сощурился навстречу солнцу.

 Пограничник попросил предъявить к осмотру багаж. Водитель открыл багажный отсек. Народ засуетился, вытаскивая сумки. Мимо, в сторону ЛНР, не торопясь проезжали легковые машины. Они шуршали шинами и светили разнообразными номерами. В основном это были луганские автомобили, но среди них мелькали и ростовские иномарки, и киевские легковушки. Проехали даже харьковчане и одна львовская. Добродушно посторонясь на обочины, ворчали дизелями грузовые фуры.

 Воронцов и пассажиры поставили сумки и чемоданы на сухой асфальт. Один из пассажиров достал было сигареты, но на него тут же прикрикнул водитель:

— Ты что? Здесь курить нельзя! Это же погранзона!

 Потенциальный нарушитель сконфуженно спрятал сигарету в пачку.