Кровь и железо

— О да, много раз. Каждый в моём ордене должен прочитать её и в конце концов сделать себе копию. — Он повернул книгу, чтобы Логену стало видно. Страницы были плотно покрыты строчками чётких, но непонятных символов. — Это я написал, давным-давно. Тебе тоже неплохо бы её прочитать.

— Я не мастак читать.

— Да? — спросил Байяз. — Жаль. — Он перелистнул страницу и продолжил.

— А что насчёт этой? — на самом верху одной из полок одиноко лежала другая книга — большая, чёрная, потрёпанная и потёртая. — Эта тоже написана Иувином?

Байяз хмуро посмотрел на неё.

— Нет. Эту написал его брат. — Он поднялся с кресла, протянул руку и снял книгу. — Это иной тип знания. — Он открыл ящик своего стола, положил туда книгу и захлопнул. — Лучше её не трогать, — пробормотал он, садясь в кресло и снова открывая "Основы Искусства".

Логен глубоко вздохнул, положил левую руку на рукоять меча, почувствовал, как холодный металл вжимается в ладонь. Ощущение было каким угодно, только не обнадёживающим. Он отпустил рукоять, повернулся к окну и хмуро посмотрел на двор. Почувствовал, как в горле перехватило дыхание.

— Бетод. Он здесь.

— Хорошо, хорошо, — рассеянно пробормотал Байяз. — Кто там с ним?

Логен посмотрел на три фигуры во дворе.

— Скейл, — сказал он, нахмурившись. — И женщина. Не узнаю её. Они спешиваются. — Логен облизал сухие губы. — Они заходят.

— Да-да, — прошелестел Байяз, — именно так и приходят на встречу. Друг мой, постарайся успокоиться. Дыши.

Логен прислонился к побелённой стене, скрестил руки и глубоко вздохнул. Не помогло. Плотный узел беспокойства в груди давил всё сильнее. Он слышал тяжёлые шаги в коридоре снаружи. Дверная ручка повернулась.

Первым в комнату вошёл Скейл. Старший сын Бетода всегда был дородным, даже в детстве, но с тех пор, как Логен видел его в последний раз, он чудовищно вырос. Его похожая на камень голова казалась почти второстепенной на верхушке всей этой груды мышц, и череп был значительно у́же шеи. Огромная мощная челюсть, плоский обрубок носа и яростно выпученные высокомерные маленькие глазки. Тонкий рот постоянно кривился в презрительной усмешке, совсем как у его младшего брата Кальдера, но тут было намного меньше хитрости и намного больше жестокости. На бедре у него висел тяжелый палаш, рядом с которым Скейл постоянно держал мясистую руку, сердито глядя на Логена и источая злобу каждой своей по́рой.

За ним вошла женщина. Очень высокая, тощая, бледная, и выглядела она почти болезненно. Её скошенные глаза были прищуренными и холодными настолько же, как глаза Скейла — выпученными и гневными. Их окружало множество тёмных рисунков, из-за которых они выглядели ещё у́же и холоднее. На длинных пальцах сверкали золотые кольца, на тонких руках — золотые браслеты, на белой шее — золотые цепочки. Она окинула комнату морозным взглядом голубых глаз, и всё, что она замечала, казалось, поднимало её к новым высотам отвращения и презрения. Сперва мебель, потом книги, затем Логен и больше всего Байяз.

Самозваный король Севера зашёл последним. Он стал внушительнее, чем раньше — одетый в богатую цветастую одежду и редкие белые меха. На его плечах лежала тяжёлая золотая цепь, на голове — золотой обруч с единственным бриллиантом величиной с птичье яйцо. На улыбающемся лице было больше морщин, чем Логен помнил. Волосы и бороду тронула седина, но он оставался всё таким же высоким, решительным, статным, и у него добавилось властности и мудрости — и даже величия. Каждым своим дюймом он являл великого человека, мудрого, благочестивого. Каждый его дюйм выглядел по-королевски. Но Логен знал его слишком хорошо.

— Бетод! — тепло сказал Байяз, захлопывая книгу. — Старый друг! Ты не представляешь, как приятно снова тебя видеть. — Он скинул ноги со стола и указал на золотую цепь и на блестящий бриллиант. — И видеть, каких успехов в мире ты достиг! Помню времена, когда ты рад был и один меня навестить. Но, думаю, великим людям нужна свита, и, вижу, ты привёл с собой… других людей. Твоего очаровательного сына я, разумеется, знаю. Смотрю, Скейл, в последнее время ты хорошо кушал?

— Принц Скейл, — прогрохотал чудовищный сын Бетода, ещё сильнее выпучив глаза.

— Хм, — сказал Байяз, приподняв бровь. — Я не имел удовольствия встречать другую твою спутницу.

— Я Кауриб. — Логен моргнул. Голос женщины был самым прекрасным из тех, что Логен когда-либо слышал. Успокаивающим, умиротворяющим, опьяняющим. — Я колдунья, — пропела она, тряхнув головой с презрительной улыбкой. — Колдунья с дальнего севера. — Логен замер, его рот наполовину раскрылся. Ненависть постепенно исчезла. Все они здесь были друзьями. Даже больше, чем друзьями. Он глаз не мог отвести от Кауриб, и не хотел. Остальные в комнате померкли. Словно она говорила только ему одному, и всем сердцем он хотел, чтобы она никогда не останавливалась…

Но Байяз только рассмеялся.