Кровь хрустального цветка

Воздух становится густым и теплым, когда туннель оканчивается в куполообразной пещере, а ступени уходят под воду, бурлящее жидкое золото на тусклом свету.

Сталактиты, спускающиеся с потолка, похожи на клыки голодного зверя, готового меня сожрать. Давящая тишина напоминает, насколько это место уединенное. Стараюсь об этом не задумываться и прикидываю, как быть дальше.

Остановившись на пороге, я приматываю сверток с каспуном к лодыжке и вхожу в воду.

В отличие от моего источника этот не обрывается так резко. Вода доходит лишь до груди, когда я бреду к стене, отделяющей это место от Луж.

Добравшись, я всматриваюсь в глубину, где есть отверстие в стене, позволяющее воде из моего источника свободно проникать сюда и наоборот.

Я не уверена, что пролезу, но это мой единственный шанс. Если ждать возвращения Рордина с охоты, зуб даю, корабль отправят на Юг без меня.

У Кайнона будут все основания считать, что меня удерживают здесь силой.

Вспыхнет война. Усилия лучше потратить на настоящего врага, а не на склоку парочки соседствующих верховных владык, которым вздумалось помериться письками.

Я несколько раз глубоко вдыхаю, наполняя легкие и напитывая кровь, мозг и решимость.

Последний судорожный вздох – и я ныряю под воду, на глубину, где тепло и темно, свет рассеян и тускл. Зрение почти не помогает, я вслепую ощупываю все вокруг, пока не нахожу дыру в стене.

Лужи прямо там, с другой стороны.

Трогаю неровные края и понимаю, насколько внутри будет тесно…

Я поскорее отбрасываю эту мысль.

Нет смысла гадать.

Пролезаю, двигая то одним плечом, то другим, прижав ладони к стене. Внутри лопаются пузырьки предвкушения, я толкаюсь – и бедра не проходят.

Слишком широкие.

Страшное осознание вышибает из легких воздух. Мысли путаются, раскаленная добела паника вскипает в крови, и я неистово дергаюсь.

Я рвусь, рвусь и рвусь изо всех сил, молотя ногами, и наконец издаю визг, который искажает слишком плотная вода.

Слишком горячая.

Конечности немеют, тяжелеют, грудь содрогается, мне не хватает воздуха.

Я должна выбраться.

Согнув ноги, я пытаюсь коленями вытолкнуть себя в обратном направлении, но плечи задевают край, и я по инерции ударяюсь затылком о камень, выпуская изо рта очередную порцию пузырей.

Опустошая себя.

Голова кружится, я уже не понимаю, в какую сторону двигаться.

Где низ, где верх.

Перестаю ощущать ноги и руки, легкие горят, я застряла в ловушке между одним пленом и другим.

Накатывает осознание, внезапное и жестокое, что я умру. Не смогу сделать больше ни вдоха, и меня найдут здесь, в дыре, в попытке сбежать от того, кто дал мне кров, когда я была слишком мала, чтобы позаботиться о себе сама.

Того, кто спас меня от зверского гнева трех вруков, когда они должны были разорвать меня в клочья.

В эти последние отчаянные мгновения, когда сердце замирает и тело сводит судорогой, с ревом пробуждается подсознание. На грани помутнения оно подкидывает мне разрозненные кусочки случайных воспоминаний.

Под ногами трава, в лицо светит солнце. Вдалеке дом, из трубы валит дым.

Мне нравится этот дом. Нравятся виноградные лозы, увивающие его стены, как в них путаются солнечные лучи.

Мой дом.

Я снова вижу того мальчика, но по сравнению со мной он не такой уж маленький. Скрестив ноги, он сидит на лужайке среди красивых цветов и тянет ко мне руки.

Зовет к себе.

– Ты сможешь! Просто раскинь руки, словно летишь, и выдвигай ножку вперед…

Я смотрю вниз, на свои ноги, потом снова вверх.

Мальчик кивает.

– Все получится, малышка.

Он улыбается, и я так хочу к нему подойти.

Шаркнув, я поднимаю ногу, перешагиваю через желтый цветок… снова смотрю вверх.

Теперь его улыбка шире.

– Ты почти справилась, Сер! Мама будет так гордиться!

Колени подкашиваются, и я падаю, но мальчик меня ловит – он всегда меня ловит. Он радостно смеется, щекочет, а я сжимаюсь в клубочек, и внутри разливается настоящее счастье.

Почему я похоронила это воспоминание так глубоко? Я хочу остаться в нем навечно…

Наш смех отдается эхом, постепенно затухая, и я больше не на лужайке и щеки не сводит от смеха. Я в уютной комнате, которая мне знакома. Здесь всегда вкусненько пахнет, и я чувствую себя в безопасности. Но из угла под столом, куда я забилась, она выглядит странно.

Я издаю невнятный звук, по щеке соскальзывает что-то мокрое, но мальчик зажимает мне рот ладонью и притягивает меня крепче к себе.

– Ш-ш-ш, все хорошо, – шепчет он мне на ухо. – Я буду о тебе заботиться. Всегда.

Но мне не кажется, что все хорошо.

В комнате много странных людей. Я вижу их грязные ботинки из-под скатерти, слышу их злые голоса.

Сердце колотится от страха.

– Я не понимаю, о чем вы говорите. А теперь, пожалуйста, уходите из моего дома и дайте мне спокойно продолжить трапезу!

Мамочка.

Почему у нее такой странный голос?

– На столе три прибора… обыщите комнату!

Ботинки двигаются, по полу скользят тяжелые предметы, повсюду падают обрывки бумаги, кто-то наступает на картинку, которую я рисовала для мальчика, крепко обнимающего меня сейчас.

Чья-то рука поднимает рисунок.

Бумага рвется, и я чувствую, как звук отдается в моей груди.