Кровь хрустального цветка

– Они питаются страхом… и не только. Бывает, что заманивают в лес детей, и от них потом не остается ничего, кроме обтянутого кожей, как шелухой, скелета.

Сдерживаю дрожь, вызванную той жуткой картиной, которую мне рисует Кай, и думаю о твердых, пушистых комочках после трапезы Шэя. Но помимо… этого он не кажется таким уж страшным. За все годы, что я швыряю в него мышами, он ни разу не попытался напасть. Прошлой ночью я буквально покормила его с руки, когда впервые высунулась за Черту, сотрясаясь от страха, и Шэй все равно предпочел мышь.

Молчание затягивается, Кай что-то высматривает в моих глазах, затем вздыхает и возвращает внимание книге.

– Полагаю, ты принесла ее по другим причинам.

Он так хорошо меня знает.

– Дело в том, что некоторых существ я узнаю по картинкам из других книг, – открываю страницу, заложенную высушенным цветком, – но многие меня ошарашили. Например, вот это.

Богиня на иллюстрации – самая обворожительная женщина из всех, кого я только видела, тонкая и гибкая, в платье, ниспадающем, словно лепестки цветов. Она бросает в кратер вулкана сверкающую розу, и оттуда появляется существо, не менее поразительное, чем божество, его создавшее.

Бледная кожа слегка мерцает, глаза похожи на отшлифованные кристаллы. Из-под прядей выбеленных волос торчит не обычное ухо, но украшенное крошечными, изящными шипами, которые выстилают заостренную раковину.

– И я подумала, может, ты мне подскажешь, кто это?

Голос Кая понижается до тихого, почти скорбного шепота.

– На валийском их называют эшлийцами. Что означает «вечность без тени». Их осталось очень мало.

Недоуменно хмурю брови, поднимаю взгляд.

– Почему? Что с ними случилось?

Кай выталкивает себя из воды, сильный, мускулистый, чешуйчатый и…

Я сглатываю.

Почему я только сейчас замечаю, что в моем лучшем друге столько… обаяния? Удивительно, что за его хвостом целыми днями не гоняются самки.

– Это очень долгая, очень печальная история, – говорит Кай, усаживаясь на камни рядом, и болтает серебристым хвостом в воде взад-вперед. – Не стану осквернять ею твои прелестные ушки.

Он щиплет меня за нос, и я впиваю в него свирепый взгляд.

– Но ты рассказываешь мне все.

С лица Кая тут же стекает все насмешливое веселье, и он обхватывает мою щеку, легонько, будто она сделана из стекла.

– Не эту историю, Орлейт. Эту – никогда.

Многие ошибочно верят, что океанские дрейки как прибой – их легко раскачать.

Но не я.

Я достаточно хорошо знаю Кая, чтобы понимать: когда он говорит «нет», значит, все. Он скорее собственный хвост отрежет, чем откажется от своего слова.

Снова смотрю на иллюстрацию и решаю не упоминать дежавю, которое она у меня вызывает. То, что во снах ко мне приходит маленький мальчик с точно такими же глазами.

Всегда тянется.

Никак не поймает.

Не обращая внимания на тяжесть в груди, я открываю страницу, отмеченную зазубренным листком тень-травы.

– А что насчет этого?

В гибком, мощном мужчине, выходящем из кратера, есть что-то очень необычное. Я почти не обратила внимания на его острые уши, безупречно вылепленные скулы. Поначалу меня поразили даже не его настороженные глаза или то, как они глядят из книги так, будто за ними идет скрытая война.

Просто вокруг него есть некая аура. Ощущение первобытного превосходства, которое сковало меня в тот самый миг, как я мельком его увидела.

Какая-то врожденная часть меня хотела сразу же захлопнуть книгу. Все еще хочет, как цветок, что закрывает лепестки пред натиском яростной бури.

Молчание слишком затягивается, я смотрю Каю в глаза и вижу в них тень, он хмурится.

– Что?

– Твой учитель страдал тяжелой формой избирательного обучения? Да как ты можешь ничего этого не знать?! – вопрошает Кай, рубанув ладонью по воздуху. – Некоторые расы из этой книги выковали ваш собственный образ жизни!

Пялюсь на Кая в непонимании.

– Боюсь, тебе придется пояснить конкретней.

– Ну, возьмем, к примеру, Неблагих, – указывает Кай на картинку, – которых вытащил из вулкана Джакар, бог силы. Тысячи лет назад эта раса главенствовала и повелевала, движимая непреодолимым желанием сеять семена своего влияния и укреплять власть. Заводить гнезда, трахаться и плодиться.

Вздрагиваю от грубости его слов, от того, как он подчеркнул пошлое слово на букву «т», у меня и вовсе горят щеки.

– В вашем обществе до сих пор встречаются отголоски чумы их архаичных верований, – продолжает Кай. – К примеру, в те времена очень серьезной проблемой была работорговля. В результате обескровливание одной земли для укрепления другой запрещено, вот почему перейти под знамена иной территории можно лишь добровольно.

Язык – словно кусок мела у меня во рту. Качаю головой, гадая, не стоило ли мне подождать с вопросами, пока мой мозг не заработает в полную силу.

– Не понимаю. Если они были такими невероятными, почему же тогда их сейчас нет?

Кай приподнимает мои волосы, проводит пальцами по всей длине, от чего вся голова покрывается мурашками. Он перекладывает их тяжесть мне на плечо так бережно, будто держит золотую пряжу.