Кровь хрустального цветка

Вскидываю бедра в надежде, что он будет толкаться сильнее, пока не заполнит меня, но он с той же ловкостью отступает.

– Прекрати. Если я войду глубже, то порву тебя, а я не уйду отсюда с твоей кровью на руках.

– Так не уходи.

В ответ на мои слова звучит ледяное рычание, грозящее разбить меня вдребезги.

Рордин вставляет еще палец и ускоряет темп, точными и короткими толчками подводит меня к краю все ближе и ближе… пока я не превращаюсь в узел похотливой нужды – раскрасневшаяся, припухшая, распростертая.

Внутри меня вот-вот что-то взорвется.

– Рордин… мне нужно… нужно…

Почти касаясь губами моего уха, он проводит большим пальцем вверх и прижимает нежный, чувствительный бугорок.

– Кончай, – рычит Рордин, и меня поражает разряд молнии, все тело выгибается, содрогается во взрыве экстаза.

Нет неба. Нет земли. Только он, и я, и буря между нами, разрывающая мир огнем и громом.

И в этот миг мне абсолютно все равно. Важно лишь это.

Мы.

Как раз когда я думаю, что больше не выдержу, все расслабляется – тело, разум, беспокойная душа. Я раскрываюсь и, кажется, впервые за долгие дни вдыхаю полной грудью, мой огонь – насытившийся зверь.

Пальцы Рордина все еще внутри меня, когда я сворачиваюсь на его груди, тяжело дыша, приходя в себя в его объятиях, а отголоски все пульсируют вокруг желанного вторжения.

Мне больше не хочется вскидывать бедра, раздирать на себе кожу, пытаться себя выпотрошить. Мне больше не хочется в отчаянии кричать в небо.

Я свободна.

И более того…

Мгновение тишины порождает массу возможностей. Вдруг нам больше не нужна будет разделяющая нас дверь. Вдруг Рордин наконец подпустит меня ближе – поговорит со мной, разделит трапезу.

Впустит меня в свое Логово.

А может, он разложит меня прямо здесь, на балконе, и будет разжигать дремлющий источник удовольствия, пока тот не превратится в голодный огненный пожар, лишь для того, чтобы утолить его, впиваясь в меня другой частью тела.

Может, он уже передумал дарить Зали свою куплу…

Глубоко, свободно вдыхаю, улавливая легкий запах мокрой псины. Он врывается в мое сознание и пробуждает память – напоминает мне, где Рордин был.

Я цепенею.

– Ты отправился туда к… к врукам, – шепчу я, пораженная отголоском страха, который испытала тогда, поднимаясь на башню. Ему на смену быстро приходит запоздалый прилив облегчения.

Рордин выжил.

Поглощенная осознанием, я почти не замечаю, насколько Рордин неподвижен, пока он не набирает полную грудь воздуха и не выпускает его с хриплым вздохом.

– Да.

Короткий ответ умаляет мое удовольствие, но я гоню эти мысли прочь, вдыхая жизнь в томительное чувство, от которого сердце бьется легче и слаще.

Он здесь, со мной, утоляет жажду моего тела и возрождает надежду в груди.

– Как ты остался жив?

– Мой меч бил первым.

Рордин отпускает мои запястья и поднимает меня, обмякшую, вялую. Прижатая к его груди, я слушаю мерное биение сердца, пока он несет меня в комнату, где в нос бьет смесь травяных ароматов. И давящий запах моего гона.

Мои щеки начинают пылать, когда Рордин огибает комнату, проходит мимо постели и туалетного столика, направляясь к ванне. Он погружает меня, прямо в халате, в ледяную воду – жидкий бальзам для разгоряченной кожи.

Приходится сдерживаться, чтобы не утянуть Рордина за собой.

– Их когти…

– Бесполезны, пока не нанесут удар.

Рордин разворачивается, оставляя занавески раздвинутыми, и я вижу, как он уходит к двери – обнаженные мышцы перекатываются с каждым резким шагом, мокрая рубашка зажата в крепком кулаке.

– Подожди, ты куда? Ты ведь не уходишь?

Он останавливается на полпути и поворачивает голову. Я вижу его профиль поверх широких плеч.

Он не смотрит мне в глаза. Остается лишь холодная отстраненность.

Все нутро переворачивается еще до того, как он заговаривает.

– Помни о своем обещании. И учись-ка трахать себя собственными пальцами. Моими ты больше не воспользуешься.

Его слова наносят сокрушительный удар, моя надежда разлетается миллионом искореженных осколков.

Всхлипываю, задохнувшись.

Прижимаю колени к груди, тело вдруг кажется слишком обнаженным, беззащитным, я смотрю, как Рордин шагает к выходу, будто там лежит его спасение.

Он застывает на пороге, сотканный из тени и бугрящихся мышц. Склоняет голову на мгновение, а потом уходит, хлопнув дверью, – возвращает на место тот самый барьер.

Содрогаюсь от грохота.

Слушаю удаляющиеся шаги, каждый вбивает в мое израненное, истерзанное сердце новый гвоздь. Когда Рордин добирается до нижней площадки, я уже задыхаюсь от букета ядовитых чувств, но лишь одно затмевает их все и заставляет дрожать, несмотря на жар…

Стыд.

Глава 24 Орлейт

Мир снаружи сер и мрачен. Дождь прекратился, но все небо затянуто облаками, они не пропускают и лучика даже к верхушке башни.

Я скучаю по солнцу, по тому, как оно наполняет меня светом. Мне кажется, что моя душа утекает прочь – я увядаю.

Как будто я опустела.

Не помогает и то, что этим утром я проснулась без лихорадки, чему порадовалась целых две секунды, прежде чем поняла, что от меня смердит кровью.