Кровь леса

В висок словно огненный гвоздь вогнали, я стряхнул с себя сонную одурь и телепатически рявкнул на Нан, приводя в себя. Жасмин выпалила какое-то заклинание, попятилась, стреляя из стрелкомета.

Какая-то тварь подошла совсем близко к границе, черта заклинания загорелась ярче, синий огонь отразился в огромных глазах.

– Бормотуны! – с ужасом и отвращением вскричала Жасмин, снова выстрелив, глаза моргнули и погасли. Архимаг довольно зарычала, снова вскидывая стрелкомет.

– Стой, это иллюзия!

Тело сраженной твари, смутно угадываемое во тьме, истаяло черным дымком. Нан встряхнулась и закричала:

– В центр, спиной к спине! Орла, где ты?!.

– Какая еще Орла, ты с ума сошла?

– А кто, по-твоему, бросил огненную птицу?!.

В последние дни на реке Дэва Нан придумала объединить мою огненную магию и традиционного Вестника. Получилось то еще заклинание – разведывательно-атакующее, волшебник мог смотреть глазами огненной птицы, а мог направить ее на цель и отдать приказ на подрыв. У меня Феникс получался плохо, а вот Нан освоила его великолепно и научила Орлу. Та полюбила устраивать взрывы…

Вот как сейчас – феникс вновь явился из темноты, сделал петлю и упал на землю.

Гулкий толчок горячего воздуха едва не сбил нас с ног, вспыхнул высокий огонь. В языках пламени возникла тонкая гибкая фигурка.

– Сейчас!.. – крикнула Нан.

Получилось. Когда Орла – это действительно была она, подскочила вплотную к защитным кругам, мы сняли их. Девушка заскочила внутрь, я ее поймал, крутанул вокруг себя, гася скорость, Нан и Жасмин мгновенно восстановили защиту. Кто-то налетел на нее и с воем отпрянул.

Я чувствовал, как тонкое девичье тело колотило страхом и возбуждением, глаза, в которых пылали алые отсветы огненной магии, были совсем близко.

– Видели?!. – срывающимся голосом воскликнула ученица, пытаясь плечом вытереть кровь из царапины на щеке. Пискнула, так и застыла с наклоненной головой, когда Нан за ухо вынула ее из моих объятий.

– Ты-что-творишь?!. – жестоко повернула, Орла заверещала.

За границами круга раздался треск, похожий на хлопки кукурузных зерен в духовке. Ночь наполнилась визгом и воем, словно дрались сто кошек. Нан отпустила ухо ученицы, посулив открутить позже.

– А разве не уже?.. – Орла потрогала пострадавшее место, убеждаясь, что ухо на месте.

– Хорошо, – пробормотала Жасмин, она стояла, опираясь о ствол дерева, стрелкомет на руке целился во тьму, свисающая из рукава лоза нервно шевелила кончиком. – Надеюсь, какое-нибудь из твоих заклятий перешибет парочке гадов руки и ноги…

Я сообразил наконец, что это был за треск – щелчки моих Мышеловок.

Вопли прекратились. Твари снова зашептали свой рэп, я качнулся навстречу звукам, накатывающим из тьмы. Кто-то тяжело оперся на мою руку. Орла. Я посмотрел на ее бледное лицо – она до крови прикусила губу. Нан мотала головой.

Во мраке происходило какое-то шевеление, к границе вышел еще один бормотун.

Чебурашка, подумал я сначала. Покемонистый дитя Чернобыля. Светлая шерсть, алые огромные глаза на непропорционально большой башке, круглые уши, тонкие мартышечьи лапки. Ростом едва ли по пояс нам…

Монструозный покемон оскалился на нас. Пасть широкая, слюнявая, зубы небольшие, тонкие, как иголки, сверкающие. Чебуратор попробовал лапой синюю черту, ожегся, взвизгнул, сунул отвратительно похожие на человечьи пальцы в рот. Повернулся и исчез во мраке, прежде чем мы сообразили, что это была никакая не иллюзия.

– Ширак!.. – торопливо прошептала Нан, обновляя висящие в воздухе световые шары. Темнота забормотала раздраженно, сбив ритм.

– Ага, не нравится, – сказал я. Что-то было в этом важное… но волна бормотания нахлынула и унесла мысль с собой. Меня защищает имплант, сбивая транс наведенной болью. Жасмин – я связался с ней и объяснил, как перестроить биокомпьютер, чтобы «будил», женщина кивнула. Нан, Орла беззащитны. От бормотунов их отделяем лишь мы да слабеющий свет.

Бормотуны восстановили ритм. Ритм… Ритм…

На этот раз удар боли от импланта чуть не швырнул меня на землю. Мигрень прочистила мозги. Ритм!.. Вот в чем дело!..

– В заповедных и дремучих
Страшных муромских лесах!

– заорал я во всю глотку песню, которую вспоминал в первые дни своего пребывания в этом мире, все вздрогнули. —

Всяка нечисть бродит тучей
И в проезжих сеет страх!

Сеть морока спадала, разорванная в клочья словами родного языка, его привычным ритмом.

– Пойте! – Нан перехватила мою мысль. – Пойте что угодно!

Никогда Лихолесье не слышало такого концерта. Исполнение, конечно, подкачало, но зато с каким выражением, с какой экспрессией мы пели все вспомянутые песни!

И громко.

Твари темноты поняли, что им нас не переорать, когда небо посветлело на востоке, они затерялись в отступающих сумерках.

Мы кое-как обновили сторожевые заклинания и упали спать.