Кровь-любовь. Современные поэты о любви

Погоди, побудь еще со мною,
Время есть до темноты.
Наиграй мне что-нибудь родное,
Что-нибудь из вечной мерзлоты.

Ласточки, полезные друг другу,
Собирают вещи за окном.
Беспризорная зарница – к югу
В полной тишине махнет хвостом.

Божья вольница. И в нетерпеньи
Сумерки раскачивают дом.
Здесь всегда темнеет постепенно,
Здесь темнеет нехотя, с трудом.

Пальцы колют меленькие иглы,
Сметывают звука полотно.
Некому увидеть наши игры.
Посмотри, уже почти темно.

Тьма идет. Но, может быть, из тени,
Из гудящей тени шаровой
Выглянет горящее растенье —
Блеск последней вспышки.
Даровой.

Пенелопа

Я так была верна тебе, мой друг,
что просто искры сыпались из рук,
воспламенялось все вокруг – верна
до неприличия – огнеопасна.

Кровь золотела в жилах, шла весна,
и в черной луже плавал лист прекрасный.

По-своему прекрасный черный лист.
Прохожие оглядывались длинно,
менты краснели, тормозил таксист,
лишь воробьи чирикали невинно.

И все благоприятели мои,
все свистуны-красавцы-соловьи
держали при себе свои вопросы,
они вокруг роились, не дыша,
без спичек поджигая папиросы.

Но шла весна – навылет – как душа,
и, как душа, взвилась и пролетела —
легко-легко – ни смерти, ни огня,
лишь папиросный дым вокруг меня.

Ну что ж, душа, теперь – другое тело?

«на стеклянную ветку в январском саду…»

на стеклянную ветку в январском саду
опустилась июльская птица
освистала деревья во льду
темным утром особенно спится

птица веткой звенит на весь сон и поет
надрывая живот задавая дрозда
раскрывается глыба зеленого льда
спи – пока на земле темнота

рассыпается гулкий стеклянный припай
и осколки сверкая плывут над тобой
круглый сон огибая – вперед – к февралю
спи еще – я и так тебя слишком люблю

мы проснемся в июле когда рассветет
все пройдет – не реви как растаявший лед
все сойдется сведется еще – зарастет
как над нами смыкаются травы тугие

как дрожащие ветви сошлись наверху
где качается дрозд в тополином пуху
где он жадно – клюет
в жаркой кроне плоды дорогие

«К тебе, любимчик муз, потасканный пиит …»

К тебе, любимчик муз, потасканный пиит,
лавровый инвалид, мой вербный пух стремит.

Из всех твоих плодов мила мне зелень слив
и корень лопуха, и круговой разлив —

что с кем попало пьешь ты царское вино
и что попало врешь, и всё тебе равно,

и все тебе равны, и жизнь твоя – вода,
и нет в тебе войны-вины-стыда-суда.

Но в утреннюю дрожь идешь ты по нулю
и куришь трын-траву, а я тебя люблю

за вечный свист и звон, и страсти широту,
и золотой лимон на гамбургском счету.

«Вот и прозвонился друг пропащий…»