Кровь на шпорах

Судорога отчаяния разрубает лицо кривым разрезом перекошенных губ. Крик глухой, страшный, будто сырые комья земли, катится по равнине:

− Сто-о-ой! Ой-ой-ой! − кричит отрывистое эхо.

Но вдруг свежая волна остужает опаленные легкие. Тонкие пальцы сжимают ослабевшую ладонь. Их уверенное тепло проникает в него, наполняет мощью, снимает усталость.

− Я с тобой! − кричит она.

Они стремглав летят в Страну счастья. Так летают лишь свободные, сильные птицы. Бешеный ветер, благоухающий духами степных трав, хлещет им в лица, сбивая слезы восторга. И хочется хватать этот вихрь ртом и глотать как сочный плод, наслаждаясь его терпким вкусом свободы.

Горбатая спина гор растет на глазах, быстро приближаясь. Ни шума, ни земной суеты, ни светской условности…

Ему вдруг с отчетливой ясностью становится понятно значение и смысл свободы…

− Тереза! Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ!

Он вновь восхищается совершенством дорогих черт. И нет для него на свете прекраснее этого профиля, этих глаз, этих позолоченных солнцем рук. Он сжимает крепче ее ладонь. Она отвечает тем же.

Они не говорят. Слова неуклюжи и грубы.

− Эй! Эй! Эй! Эй! − крик становился нестерпимым, переходил на визг, резал ухо… Он задыхался, кашлял, облака скалились раскаленными пастями; он падал, прыгая с горы на гору, звезды сыпались красным дождем на его голову…

* * *

Де Уэльва с трудом разлепил глаза. Безмолвие, стальная раскаленная даль небес. Солнце пекло дьявольски, но он не чувствовал ничего, кроме собственного жара. Игольчатые листья юкки, казалось, колыхались в воздухе, как в пустыне. Диего пошевелил пальцами. Песок и мелкая, что крупа, каменная крошка были единственной реальностью, знакомой и приятной.

Он попытался повернуть голову и содрогнулся: на него смотрело тяжелое темное лицо; четкий пробор делил на-двое иссиня-черные волосы, длинными прядями струившиеся по выпуклой груди. Глаза − узкие щели на широкоскулом напряженном лице − были полны звериной хитрости.

Краснокожий перешагнул через майора и отошел прочь, что-то гортанно крикнув в сторону. Послышался смех и незнакомая речь. Индейцы о чем-то спорили.

Какое-то мгновение Диего лежал как труп, не в силах пошевелиться. Затем, судорожно глотая слюну, попытался приподнять голову. Дичайшая боль прошибла тело. Что-то тонкое и жесткое, точно струна, сдавливало горло… И вновь над его глазами беззвучно посыпал красный дождь, не теплый и не холодный…

Последнее, что он успел заметить, это высокие фигуры двух краснокожих воинов и связанную Терезу, лежащую у их ног. На лбу девушки темнел набрякший кровоподтек, на виске запеклась кровь.

− Тереза! − прохрипел майор, но даже сам не услышал своего голоса.

Глава 7

Тереза теряла рассудок. Сердце так колотилось, что она едва могла дышать. Девушка пыталась поймать взгляд Диего, но тот так и не приходил в сознание. Страх застыл маской на ее перепачканном пылью лице.

Он лежал в тридцати футах от нее, точно распятый. Запястья и щиколотки были накрепко перетянуты тростниковыми веревками, привязанными к вбитым под углом клиньям. Солнце жгло обнаженное тело: с него содрали всю одежду, не оставив и нитки. Но самым ужасным был сыромятный шнурок, бесстрастно, минута за минутой душивший андалузца, вгрызаясь в горло. Индейцы пропитали его своей мочой, и теперь, подвяливаясь на солнце, он неумолимо затягивался, постепенно скрываясь в складке кожи.

Дикие сидели на корточках рядом и с любопытством рассматривали захваченные вещи. Шпага, пистолеты, содержимое сумок, сапоги, ружье − вызывали нескрываемый восторг их блестящих глаз.

Тот, что был выше, с широкой повязкой на голове, легко поднялся и с самым серьезным видом нахлобучил на голову фетровую шляпу.

Второй, с жесткими щелками глаз, взялся примерять камзол. Похоже, золоченые пуговицы сводили его с ума, он постоянно ощупывал их и улыбался, возможно, предвкушая, какой восторг и зависть они вызовут у его соплеменников в лагере.

Тереза попыталась ослабить веревку на руках, но подавилась кашлем. Петля, зачаленная на индейский манер через шею к рукам, скрученным за спиной, не замедлила напомнить о себе.

Краснокожий в шляпе майора резко обернулся. Он подошел к мексиканке проверить узлы веревок и, как видно, остался доволен. Затем властно схватил подбородок Терезы и задрал его выше, так, чтобы видеть ее глаза.

Несмотря на туман в голове, она все же сумела бегло рассмотреть его.

Индеец был выше и много шире майора в груди. Резко очерченный нос, большие глаза под черной, почти сросшейся волной бровей, и длинные волосы, синеватым дож-дем сбегающие за высокие медные плечи.

− Я ненавижу тебя! − она плюнула в него, ожидая скорейшей смерти, но, к удивлению девушки, индеец продолжал спокойно стоять, а затем ответил на чудовищном испанском:

− Он белый − враг. Мы нашли его след. И поэтому он умрет. Меня зовут Вечер. Я − апач из страны лошадей, что на севере.

Он улыбнулся, стер с груди плевок и размазал его по грязной щеке Терезы.