− Вы просто невозможны, миледи… Но всё-таки, клянусь троном, оставайтесь такой, какая есть! По вам, пожалуй, скучает английский двор и сама королева! Да, вы правы, об этом я не подумал…
− Довольно, сэр, я просто женщина, а не дипломат.
− Вот тут позвольте! Я в это не верю, − его взгляд был одновременно довольным и задумчивым. − Ваши глаза, улыбка и прочее − это лучший козырь…
− Увы, − она печально вздохнула. − Это миссия куртизанки, а не дипломата.
− Не будем об этом! − барон раздраженно бросил перчатки на стол. − С таким же негодованием оскорбленной добродетели вы бушевали в Италии, говоря, что Рим есть самый развратный город. Помните ваши заявления, миледи? «Стоит объявиться хорошенькой леди в свете, как на ее «беспорочном» пути поднимаются легионы соблазнов, и в конце концов она поступает на содержание!»
Он замолчал, вяло проведя рукой по уставшему лицу, и вновь посмотрел на свою компаньонку. Был момент, когда, пытаясь сосредоточиться, она почувствовала его особенно пристальный взгляд и подумала: «Возможно, он пригласил меня не только обсудить сложившиеся обстоятельства, но и с какой-то иной целью. Но с какой?..» До истечения недели, данной ей на раздумье, оставалось всего два дня. По спине пробежал холодок, но она была слишком возбуждена запиской пирата, чтобы думать о чем-то другом. Гелль Коллинз сделал свой ход, теперь был черед за ними.
− Ну что же, − Нилл Пэрисон крутнул свою трость. −Вы принимаете его предложение на встречу?
− Нет, но всё-таки я пойду. Мы должны довести это дело до логичного конца.
− Браво! Мне даже не верится, миледи.
− Скоро поверите, − она подхватила пышные юбки и деловито прошла к столу. − Зовите Линду, барон, будем обсуждать ответный шаг.
Глава 24
Сошлись на том, что на следующий день в условленный час они отправляются в корчму, но порознь, под видом банальной прогулки: леди Филлмор, как полагается, при служанке, и барон, переодетый в форму голландского моряка. Благо, в лицо их никто из корсаров не знал, да и наряд голландского каботажника мало кого трогал. На это и рассчитывал хитрый шотландец.
− Вы, миледи, как всегда возьмете на себя почетный, но весьма щекотливый маневр. Ваше появление в этой дымной избе просто заставит всех надолго открыть рты… Имейте в виду, − на его плоских губах заплясала плутовская улыбка. −Оденьтесь так, как если бы вы шли в дом свиданий. Да-да. И учтите, миледи, здесь не Европа, а значит, густая вуаль ни к чему. − Барон дважды стукнул концом трости об пол и подмигнул: − А я в это время сумею просчитать ситуацию и…
− Надеюсь, от восторга в меня не будут стрелять, ваша милость? В этой дыре у меня нет врагов.
− Вы разочаровываете меня, дорогая. Так могут думать лишь, простите…
− Ну, хватит, − голос ее задрожал. − Зачем передергивать? И упражняться в остроте, которой Шотландия никогда не блистала.
В комнате повисла тишина. Барон, уязвленный в самое сердце, враз помрачнел, поджав губы.
Линда, поперхнувшись тревогой возможной бури, проворно шмыгнула из-за стола и принялась ворошить кочергой сырые поленья. Огонь взялся ярче. За время всего разговора, который тянулся уже изрядно, она ни разу не посмела подать голоса, зная, как всегда раздражают ее суета и глупые вопросы грозного господина.
Сама леди, охваченная легкой дрожью от смущения, корила себя за допущенную неосмотрительность, за свой характер, требующий кнута и шпор.
− Благодарю за откровенность, − голос Нилла был крайне низким. − Знаете, с детства я был лишен ласки, внимания… И, пожалуй, вряд ли знал, что такое счастье. Зато смею предположить, что был дерзким и грубым, неблагодарным отпрыском древнего рода. Впрочем, − он хмуро усмехнулся, − у нас в Шотландии говорят: «У родителей обычно такие дети, которых они заслуживают».
Барон замолчал, а у Аманды заныло в груди. «Похоже, я по-настоящему ранила его. Нанесла обиду − горькую и непоправимую», − подумала она и впервые испытала к этому человеку жалость, а не страх.
− Простите, сэр. Пусть моя несдержанность не беспокоит вас. Я… − она запнулась, только сейчас ощутив озноб, охвативший ее в тот момент, когда она к своему облегчению поняла, что его гнев утих.
Они помолчали еще немного, и он уже миролюбиво сказал:
− А вам удалось подшутить надо мной.
− Я не люблю шутить, сэр. Но тон, избранный мною… согласна, не красит леди.
* * *
Корчма их встретила ноющим пьяным пением, хохотом и табаком со всего света. Многоликая толпа пестрым человеческим месивом наполняла обширную корчму.
«Разумнее было бы заправить легкомысленные локоны под ворот бархатной накидки и не надевать столь привлекающее внимание платье», − мелькнуло в голове Аманды, но поздно. Ее башмачки с золотыми пряжками уже перешагнули затоптанный порог. Впрочем, она привыкла к российской грязище и не находила ничего особенного в том, что на железной полосе для чистки сапог (сделанной из старой косы) нависла ошметками засохшая глина, а бродячие собаки на совесть уследили крыльцо харчевни, которая дышала не только трубочным дымом и водкой.