Кровь событий. Письма к жене. 1932–1954 [litres]

Сравни эти два произведения. Вообще нахлынуло в связи со чтением много болезненных и хороших, чистых переживаний, много мыслей, но оставим для будущего, которое все же будет. Вообще же – чувство щепки в пучине. Куда прибьет водоворот?

До свидания, родные, крепко целую, берегу свои надежды и веру. Саня.

Возможно, что изменится адрес мой. Справьтесь, где сможете, через месяца два, если не будет от меня известий. Саня.

№ 353. Н. В. Ельцина – А. И. Клибанову

24.III.49 г.

Родной мой, любимый, светлый мой, получила твое письмо, в котором ты пишешь о романе Толстого – «Воскресение». Я тебе пишу – не знаю, отчего ты не получил письма. Наверное, еще дойдут. Если бы ты знал, как всегда я мысленно с тобой, как благословляю каждый день и час твоей жизни. Когда бы мы ни встретились – я живу для этого часа. Мне бы хотелось, чтобы ты всегда чувствовал меня рядом – неразрывно.

Я живу в полном одиночестве. Работаю, читаю, думаю о тебе, и хотя слишком много горечи собирается на душе, но все самое светлое и значительное, что я испытала за свою жизнь, – всегда связано с твоим именем и наполнено им до краев.

Будем же верить, родной, в нашу встречу, в ту звездочку, которая нам неоднократно освещала дорогу. Вспоминаю всегда каждое твое слово при прощании и верю.

Посылочки тебе послала авиа из Красноярска 14/II – может быть дошли уже? Сегодня посылаю тебе авиа газеты за март. Боюсь, что до мая не удастся выслать посылочки. На днях буду у Володи, хочу перепечатать работы по русскому гуманизму. Они очень актуальны сейчас и хочу их послать в ряд мест, поставив одновременно вопрос в целом.

У нас уже на улице проблески весны. Зима вообще была теплая. А мне так не хочется никакого обновления природы, никаких зеленых побегов, тогда особенно грустно и еще больше прячешься в комнате за пыльной рамой и бесчисленный раз перечитываешь дорогие листки. Горе ведь не иссушает. Душа такая же трепетная, но с поверхности охлажденная, не принимающая внешних поверхностных раздражений, «вещь в себе». Груз нелегкий, но органичный.

Все о тебе спрашивают, шлют приветы.

Родной мой – обнимаю тебя, целую горячо, нежно, бесконечно.

Всегда с тобой. Трудно кончать письмо – слова не ложатся на бумагу.

Обнимаю тебя еще и еще.

Твоя К.

Посылаю марки на 5 руб.

№ 354. А. И. Клибанов – Н. В. Ельциной

27.III.49 г.

Родная моя,

давно, давно не имел от тебя писем. Последнее написано 21‐го января. Что с тобой, как твое здоровье, как идет твоя работа и жизнь – все это далеко и скрыто от меня и меня мучает. Я понимаю, что и ты испытываешь такое же чувство, так как все реже получаешь мои весточки. И в этом беспокойстве мы опять с тобой вместе, вдвоем.

Сегодня выдался у меня свободный день – я перечел (который уже раз) все до одного твои письма и пережитая боль как-то сблизила на этот час с тобою, живо представил тебя, твои черты, весь твой облик. Как много бы хотел сказать тебе, выразить свои чувства и мысли и как бы мы посидели с тобой в молчании, которое одно заполнило бы всю пустоту минувшего года разлуки. Деточка моя, будем радоваться тому, что у нас осталось – сознанию нашей близости душевной, того, что мы живы, можем иногда перекинуться письмами и мечтать, верить надеяться, что еще не все кончено и прощальная улыбка любви, может быть, будет еще нам дарована временем.

Я здоров. Получил твою бандероль с газетами, отосланную 27‐го февраля. Она мне в какой-то мере заменила письмо. Получил также посылку из Красноярска, очень калорийную – она еще не вся мной израсходована. Спасибо пославшим.

Хотелось бы знать, что же дома. Как здоровье Манечки? Жив ли Ник. Павлович? А что Вова, перестал ли он обо мне думать или вспоминает; как грустно, что возможности его ограничены – я знаю, что он хотел оказать мне помощь, и я надеюсь, что он понимает, что она для меня жизненно важна в буквальном значении слова. Я понимаю, конечно, что момент для моих желаний и надежд неподходящий. Целую, родная, ты всегда со мной и во мне останешься. Саня.

Прости, что какое-то грустное написалось письмо. Так всегда бывает у живых людей – минутка слабости на часы мужества. Пиши же, адрес старый.

Горячо, крепко целую нежно любящую Манечку

№ 355. А. И. Клибанов – Н. В. Ельциной

30.III.49 г.

Родная, шесть недель я живу без твоих писем. Последнее (от 21‐го января) имело за собой три недели перерыва. Воздушный наш мост и тот повис где-то без точки опоры. Конечно, факт молчания находит у меня достаточно объяснений и оправданий, но этим не отменяется самый факт.

Вдали от тебя я глубоко ощутил и понял, кем ты была для меня и что нами оставлено на коротких браздах нашей жизни. Хорошо сказал Белинский, которого я читал на днях: «Настоящее никогда не наше, ибо оно поглощает нас собою; и самая радость в настоящем тяжела для нас, как и горе, ибо не мы ею, но она нами преобладает». Это из статьи о Лермонтове.