Злостью, что стихшее было кровопролитие может снова вспыхнуть, и будут в своем праве.
Недоумением, почему нападавших отдали в руки главы клана, а не казнили на месте.
И страхом перед будущим, которое сейчас колебалось на волосяных весах.
— Я оставляю за собой право покарать предателей. И за всеми остальными — право увидеть эту кару.
Хаширама не складывал печати, уйдя в шуншин прямо так — сейчас его чакра была столь плотна и концентрирована, что вполне могла заменить дополнительные конечности. Впрочем, Сенджу едва ли заметили это — они заново учились дышать.
И очень, очень надеялись, что больше поводов увидеть главу клана в такой ипостаси у них не будет.
Слишком уж неизгладимое впечатление он оставлял.
***
Место, где последние двое заговорщиков «охраняли» заложника, было Хашираме отлично известно. Они не рискнули тащить в поселение — слишком велик шанс разоблачения, — но решили, что один из схронов Сенджу будет достаточно надежным убежищем. И, видимо, чтобы не вызывать у второй стороны обострения подозрительности, выбрали наиболее близко вынесенный к территории Учих. Не так уж далеко от скалы, на которой они с Мадарой мечтали о совместном поселении… И место будущего фестиваля тоже рядом. Несколько часов быстрого бега, пара ударов сердца, если идти Хирайшином — и примерно десяток минут последовательного применения шуншина. Ведь чем больше чакры вложишь, тем дальше прыжок… А на недостаток чакры Хаширама никогда не жаловался.
И то, что двигался он не в одиночку, а с четырьмя предателями в хватке чакры и Изуной в придачу, Сенджу не слишком смущало.
У заложника расследования Учих и Сенджу пересеклись. Увидев взбешённого Хашираму, Мадара только хмыкнул. Судя по его стремительно седеющим соклановцам, такое он им устраивал нечасто… Изуна, что за его спиной втихую хомячил колбаску, тоже оптимизма провинившимся не доставлял.
— Йо, Хаширама. Ты сегодня нервный.
Хаширама отрывисто кивнул в ответном приветствии. Перевел взгляд на двоих Сенджу, которые должны были охранять заложника:
— Претендуешь?
— Развлекайся, — отозвался Мадара. Ему было интересно посмотреть на эту ипостась Хаширамы.
Под бок подвалил Изуна и поделился колбасками. Учиха с удивлением осознал, что колбаски отото грызёт не цинично, а от нервов. О, как…
Заложник был заперт в глубине схрона, поэтому лишних личностей здесь не присутствовало. Хаширама подхватил чакрой последних двоих заговорщиков, тяжелой поступью вышел наружу. Сенджу, может, и рады были бы что-то сказать или потрепыхаться, но их так сдавило, что дышать получалось с трудом. Да и возражать такому Хашираме…
Далеко отходить Сенджу не стал, остановившись на первом же относительно свободном от деревьев кусочке земли.
— Виновны в предательстве, — равнодушно сообщил он. — Осуждены, — руки сложились в нестандартную печать. — Наказаны.
Мокутон был удивительной стихией. Удобен и силён в бою. Незаменим в тайном проникновении. Один из немногих кеккей генкай, обладающих созидательной силой — Хаширама всего за час мог в одиночку отстроить посёлок пусть несколько однообразных, но полноценных домов.
А ещё с его помощью можно было творить поистине страшные вещи — ибо, в отличие от всех прочих стихий, Мокутон был живым. И с лёгкостью встраивался в другие живые организмы.
Тела предателей пронизало десятками и сотнями крохотных ростков. Вдоль каждого крупного сосуда, оплетая сетью корней органы, расцветая лилово-розовыми цветами на месте глазниц… Филигранно, аккуратно, чтобы не нанести непоправимого ущерба… Спустя минуту на месте шести человек раскинул цветущие ветви густой кустарник, не скрывающий, однако, пронизанных его ветвями тел.
Живых тел.
— В смерти отказано, — закончил Хаширама, опуская руки.
Тобирама перевел дыхание, разглядывая жутковатую композицию. Багрянник…* «Предательство». Ани-чан вовсе не потерял голову от гнева — напротив, именно сейчас он действовал холодно, рационально и с учетом будущей выгоды.
Тобирама мысленно поклялся себе простить брату три самые глупые выходки, совершенные в порыве эмоций.
«Какой я, однако, милый и милосердный», — подумал про себя Мадара и зажевал колбаску. Затем посмотрел на неё, уточнил:
— Хаширама, ты закончил жутить? Колбаску будешь? Вкусная. Умеет же Изуна еду находить…
Колбаску цапнул Тобирама, злобно заработал челюстями — то ли скрывая нервозность, то ли просто от обилия эмоций. Хаширама моргнул, немного растерянно улыбнулся:
— Отото, не волнуйся, Изуна не настолько прожорлив, чтобы опустошить мои запасы.
Тобирама с усилием проглотил слишком крупный кусок, зыркнул на брата исподлобья:
— Это был сложный день.
— Тобирама, у меня опять возникло острое желание напоить тебя успокаивающим чаем, — задумчиво проговорил Мадара. — К чему бы это?
— Твой брат покушается на святое, — объяснил Тобирама. — На холодильник ани-чана.
Изуна радушно отдал Сенджу все заныканные колбаски — а ныкать он умел очень хорошо, даже по меркам шиноби — и побежал обнимать оттаявшего Хашираму.