Кровавая любовь. История девушки, убившей семью ради мужчины вдвое старше нее

– Сказали только, что это связано с ее возрастом. Ей было семьдесят семь.

Удивившись во второй раз, Патрисия медленно покачала головой.

– Я понятия не имела, что она такая старая. Она была так… полна жизни, полна энергии…

– Соболезную, Триш, – сказала секретарша.

В оцепенении Патрисия вышла из здания администрации. Воздух в начале октября был прохладным, и, идя по территории тюрьмы, она натянула на голову капюшон толстовки. По всему участку трава бурела, с деревьев падали желтые листья, горшечные цветы увядали. С приближением зимы умирало все. На глазах Патрисии выступили слезы, она опустила голову, чтобы никто из проходивших мимо их случайно не заметил.

За почти четырнадцать лет в тюрьме Дуайт никто никогда не видел, чтобы Патрисия Коломбо плакала, и она не хотела, чтобы ее увидели.

Вскоре к Патрисии приехала адвокат и почти подруга Маргарет Бирн. Маргарет, почти все звали ее Пегги, в течение нескольких лет представляла Патрисию. Познакомилась она с ней через другую сокамерницу Дуайт, к которой Пегги приехала на свидание. Пегги, ирландка из пригорода Чикаго, училась в юридической школе и вернулась, чтобы открыть практику в том же районе Нортвест-Сайд, где она выросла. Зарабатывала она немного, потому что представляла таких клиентов, как Патрисия Коломбо, у которых денег не было. Она посвятила себя борьбе за законные права женщин.

Пегги Бирн очень беспокоилась, как на Патрисию подействует смерть сестры Берк.

– Как дела, Триш? – с искренней тревогой спросила она.

– Я это переживу, – заверила ее Патрисия. Она покачала головой. – Я не могу поверить в то, сколько ей было лет. Ни внешне, ни по поведению ей было не дать семидесяти семи. Знай я ее возраст, может быть, ее смерть не так бы меня шокировала…

– Я знаю, – кивнула Пегги. – Сестра Берк была одной из тех, кто, казалось, будет жить вечно.

Она на мгновение замолчала, а потом сказала:

– Возможно, сейчас вопрос неуместен, но ты планируешь попытаться найти нового терапевта? Я имею в виду, что ты так хорошо себя чувствуешь последние полтора года, было бы жаль прекращать сеансы сейчас.

– Я не знаю, – сказала Патрисия, глядя в никуда, как часто на сеансах с сестрой Берк. Монахиня, как психолог, умела молчать, давая Патрисии время собраться с мыслями. Но Пегги Бирн была юристом, обученным поддерживать беседу.

– Как ты думаешь, ты сможешь говорить с другим психологом? – спросила адвокат. – Или тебе придется начинать все сначала?

– Не знаю, – вновь неуверенно ответила Патрисия. – Сестра Берк умела понять так много всего, о чем я даже не подозревала, пока она мне на это не указывала. Вроде того, как она почувствовала, что я слишком прижилась в тюрьме. Потому что я ей сказала, что я здесь и никогда не выйду отсюда. Она назвала меня тюремной затворницей. Она продолжала настаивать, чтобы я работала над своей самооценкой, которой практически не существовало, когда мы только начинали. Она расстроилась из-за того, что я не пошла на последнее слушание по делу о моем условно-досрочном освобождении. Я объяснила ей, почему я отказалась участвовать в этом цирке. Пегги, ты меня представляла, ты помнишь, как это было: репортеры, телекамеры, Рэй Роуз и другие полицейские Элк-Гроув, прокурор штата, мои тети и дяди – все они говорили Совету держать меня взаперти. Я сказала сестре Берк, что мне не нужно это дерьмо. Я действительно там, где я чувствую себя на своем месте. Я имею в виду, какой смысл выходить? Мы с сестрой Берк постоянно спорили, есть ли у меня вообще моральное право попытаться выйти на свободу, не говоря уже о законном праве. Я говорила, что, по-моему, у меня его нет, но она не согласилась. Все время возвращались к этому.

Патрисия улыбнулась этому воспоминанию.

– Это было немного забавно: я пыталась убедить ее, что я не заслуживаю свободы, а она – что заслуживаю. Отношения между заключенным и психиатром не совсем хрестоматийные, обычно бывает наоборот.

Потом она устало вздохнула.

– Я просто не знаю, Пегги. Я не знаю, смогу я начать все сначала с кем-то еще или нет.

Медленно, но неуклонно обретавшая на протяжении месяцев терапии самоосознание, Патрисия вновь погрузилась в замешательство в отношении и своего ужасного прошлого, и своего шаткого будущего.

Потеряв одно из трех важнейших составляющих своей жизни, Патрисия всецело отдалась двум оставшимся: обучению сокамерниц и своей учебе.

За год до ареста Патрисия бросила старший класс средней школы ради работы на полный рабочий день в «Уолгрин». За годы заключения она завершила необходимое обучение, сдав экзамен на аттестат об окончании школы, а вслед за тем, окончив двухгодичный курс, получила степень младшего специалиста в области гуманитарных или общеобразовательных предметов. В настоящее время она проходила четырехгодичный цикл обучения для получения степени бакалавра.