Она допила свой виски, поставила стакан на барную стойку и жестом попросила Бена налить еще.
— А поскольку меня всегда привлекает несбыточное и недоступное, я вложила деньги, которых у меня нет, в кинопроект с очень заманчивой главной ролью пожилой дамы. С умным сценарием, актерами, которые действительно умеют играть, и режиссером, который заставляет зрителя задуматься. В общем, любому здравомыслящему человеку ясно, что фильм обречен на провал. Но я мечтательница, неудачница, типичный «ангелочек» Лос-Анджелеса.
Мужчина со шрамом в форме буквы «J» улыбнулся.
— Ну ладно, хватит самоиронии, — сказала она. — Как тебя зовут?
— Харри.
— Ты немногословен, Харри.
— Хм.
— Швед?
— Норвежец.
— От чего-то бежишь?
— А похоже, что бегу?
— Да. Вижу, ты носишь обручальное кольцо. Бежишь от жены?
— Она умерла.
— А. Убегаешь от горя, — Люсиль подняла стакан, как для тоста. — Хочешь знать, какое место в мире
— Да, я уже слышал такое.
Она указала на фотографии в рамках, что висели на стене позади Бена:
— Все музыканты зависали здесь. Кросби, Стиллз, Нэш и этот… как звали последнего парня?
Харри снова улыбнулся.
— «The Mamas and the Papas», — продолжала она. — Кэрол Кинг. Джеймс Тейлор. Джони Митчелл. — Она сморщила нос. — Ну а эта выглядела и разговаривала, как ученица воскресной школы, но спала с одним из тех, о ком я говорю. Даже запускала когти в Леонарда — он прожил с ней месяц или около того. Мне позволили одолжить его на одну ночь.
— Леонард Коэн?
— Единственный и неповторимый. Милый, очаровательный мужчина. Немного научил меня искусству стихосложения. Большинство людей делают одну и ту же ошибку: придумав хорошую строку, они ставят ее первой, а дальше пишут что-нибудь с нелепой принудительной рифмой[1]
. А штука в том, что первой строкой надо сделать как раз эту рифму, и тогда никто ее не заметит. Возьми, например, песню Леонарда Hey, that’s No Way to Say Goodbye. Сначала ты создаешь прекрасное «Твои волосы на подушке разметались, как вихрь золотой», а затем, чтобы приклепать хоть какую-то рифму, пишешь банальное «Я любил тебя рано утром, поцелуем гоня твой покой», — и все испорчено. Но если поменять порядок строк и написать: «Я любил тебя рано утром, поцелуем гоня твой покой, Твои волосы по подушке разметались, как вихрь золотой» — вот тогда стих приобретает истинную элегантность. Мы воспринимаем его так, поскольку думаем, что именно в— Хм. Значит, происходящее сейчас — следствие того, что случится в будущем?
— Именно, Харри! Ты понял, да?
— Не уверен. Можешь привести пример?
— Конечно. — Она осушила стакан. Похоже, он что-то понял по самомУ ее тону, потому что вздернул бровь и окинул бар быстрым взглядом.
— Сейчас происходит вот что: я расскажу тебе, как случилось, что я задолжала денег за фильм, который так и не появился в прокате, — произнесла она, глядя на пыльную парковку через грязное окно с полузакрытыми жалюзи. — И это не случайность, а скорее следствие того, что скоро произойдет. Видишь вон тот белый «камаро», припаркованный около моей машины?
— И внутри него двое парней, — уточнил он. — Стоит там уже двадцать минут.
Она кивнула. Слова Харри подтвердили, что ее догадка о его профессии верна.
— Я заметила эту машину сегодня утром возле моего дома в Каньоне, — сообщила она. — Не могу сказать, что это большая неожиданность — они уже делали мне предупреждение и обещали прислать коллекторов. Неофициальных. Кредит мне дал не банк, если ты понимаешь, о чем я. И когда я подойду к своей машине, эти джентльмены наверняка захотят поговорить со мной. Догадываюсь, что в деле предупреждений и угроз они настоящие профессионалы.
— Хм. И зачем ты рассказываешь это мне?
— Затем, что ты полицейский.
Он снова поднял бровь.
— Я?
— Мой отец был полицейским, и, видимо, вы, ребята, во всем мире похожи. В общем, я хочу, чтобы ты проследил за происходящим. Если они станут кричать и угрожать, я хотела бы, чтобы ты появился на крыльце и… ну, понимаешь, выглядел как коп, чтобы они отвалили. Слушай, я даже уверена, что до этого не дойдет, но мне было бы спокойнее под твоим присмотром.
С минуту Харри рассматривал ее.
— Окей, — просто сказал он.
Люсиль удивилась. Не слишком ли легко он согласился? Однако в его глазах было при этом что-то непоколебимое. Что-то, что заставляло верить ему. С другой стороны, она верила и Адонису. И режиссеру. И продюсеру. Целиком и полностью.
— Я пошла, — заявила она.