Кровавая одержимость (ЛП)

Брук осторожно последовала указанию. К ее явному облегчению, женскую руку взял именно Наполеан, а не Рамзи. По венам суверенного правителя дома Джейдона текла кровь каждого члена семьи. Приняв в себе частицу из каждой души, он мог не только разыскать своих вампиров в критической ситуации, но и проникнуть в самые глубокие тайники их существа, — это была уникальная, если не божественная, привилегия, дарованная исключительно ему. Это также усиливало его огромную власть и ответственность над всеми вампирами. Теперь Брук была не только его парой, но и членом его вида и народа. Но остальным не нужно было знать, что он уже насытился кровью из ее сердца. Причем проделал это не единожды.

Наполеан бережно и нежно держал Брук за запястье, а когда наклонился, чтобы пронзить ее нежную кожу, его длинные и блестящие серебристо-черные волосы случайно коснулись ее руки, тем самым создавая некое подобие уединения. Как всегда, он укусил быстро и чисто, клыки глубоко погрузились в кожу, а губы плотно прижались вокруг раны. Вампир сделал три одинаковых, но глубоких глотка. Хотя первый укус был неизбежно болезненным, непосредственный контакт кожи с его губами наполнил его судьбу спокойствием. Он почувствовал, как она напряглась, а потом расслабилась. На этом все и закончилось.

Он с легкостью извлек клыки и запечатал рану своим ядом, смена клыков на резцы была настолько незаметной, что их почти не было видно. Когда их взгляды встретились, он испытал такую глубокую любовь, что едва не покачнулся на месте.

— Поздравляю, — сказал Рамзи, низко кланяясь и отступая назад.

Сантос и Саксон последовали его примеру, последний все еще держал Феникса на руках. Наполеан запечатлел нежный поцелуй на запястье Брук, повернулся лицом к толпе и высоко поднял ее руку, чтобы все могли видеть.

— Пусть все присутствующие души признают истинную судьбу вашего короля, а также перед небесными богами, здесь и во веки веков, присягнут на верность своей королеве: Брук Адамс Мондрагон.

Лицо Брук побледнело, когда все глаза членов семьи Джейдона внезапно сфокусировались на ней, как коллективный сверхъестественный лазер.

«О. Мой. Бог, — прошептала она. — Пожалуйста, скажи мне, что ты пошутил».

Очевидно, она настолько испугалась в этот момент, что даже не поняла, как заговорила мысленно. Наполеан улыбнулся.

«Ты забыл упомянуть об этой части церемонии, Наполеан», — отчитала она его.

«Тише, — ответил он, и его глубокий мелодичный смех эхом отозвался в ее голове. — Просто дыши, Брук».

Прежде чем она успела испугаться еще сильнее, Сантос сделал шаг вперед и передал ребенка Наполеану. Тот взял сына обеими руками и медленно поднял его перед собравшимися.

— Пусть все присутствующие души признают моего первенца, избранного и законного наследника трона, а также перед небесными богами, с этого момента и навечно, поклянутся в верности своему принцу: Фениксу Лэйн Мондрагону.

Как будто момент был идеально отрепетирован, один за другим мужчины дома Джейдона опустились на правое колено, каждый вампир склонил голову в непрерывной волне, которая прокатилась от переднего ряда к заднему в совершенной гармонии. Когда последнее колено коснулось земли и последняя голова склонилась, когда каждая правая рука коснулась сердца, а левая опустились сверху в знак преданности своему королю, все как один продемонстрировали одинаковые кольца с гербом дома Джейдона.

Момент был нереальным. Любовь. Почитание. Благодать. И подобно успокоению бурного моря после бесконечного шторма, необычайное спокойствие опустилось на Наполеана. И он наконец-то все понял. Осознал то, что должен был знать всегда. В тот роковой день много веков назад отец приказал ему бежать, потому что любил его. Поскольку ничто не имело для Себастьяна большего значения, чем спасение его сына и наследие, которое будет жить после него. Возможно, Наполеан мог бы противостоять принцу Джегеру в тот ужасный день и умереть вместе со своим отцом, но тогда ничего бы этого не произошло. И смерть его отца была бы напрасной.

Наполеан с трудом сглотнул. Изо всех сил стараясь сохранить самообладание, он попробовал что-то сказать, но его голос словно пропал… Две тысячи восемьсот лет. Он ждал целую вечность, чтобы примириться со смертью отца. Король посмотрел на сына сверху вниз. Он целую вечность ждал этого ребенка, внука Себастьяна.

Он протянул руку Брук и, когда та взяла ее, почувствовал одновременно удивление и почтение: откуда взялось это благословение? Когда все это случилось? Ради такого стоило испытать все эти бесконечные сомнения… угасание и страдание от одержимости… жизнь на протяжении стольких веков в одиночестве, только чтобы наконец-то найти ее. Он целую вечность ждал эту женщину.

— Я люблю тебя, — хрипло прошептал Наполеан, не заботясь о том, что весь дом Джейдона мог услышать его слова.