Кровавая одержимость (ЛП)

Брук сжала его руку, и один взгляд ее потрясающих глаз сказал ему все, что нужно было знать: его судьба видела и чувствовала то же самое. Они наконец-то были дома. Наполеан откашлялся. Он медленно обвел рукой толпу, позволяя встать коленопреклоненным зрителям.

— Вставайте, — приказал он.

Мужчины встали, заметно расслабившись и ожидая продолжения от своего короля. Наполеан снова откашлялся и сделал успокаивающий вдох. Он кивнул в знак признательности своим людям и их судьбам.

— В этот день мое сердце полнее, чем когда-либо прежде. В этом зале нет ни души, ради которой бы я не жил. Ни души, ради которой бы я не умер. Служить вам — моя величайшая честь, а жить среди вас — постоянная привилегия. Мы много страдали за эти годы, но мы также многому научились. Мы сильно выросли.

Он повернулся к Брук.

«И мы очень полюбили друг друга, — мысленно добавил он. — Моя королева, не хочешь ли ты сказать что-нибудь своему народу?»

Брук колебалась. Она наклонилась к нему, ища укрытия рядом с мужем, а затем инстинктивно потянулась к их сыну и крепко обняла его. Нежно проведя губами по лбу Феникса, она посмотрела на Наполеана и кивнула. Это была та самая Брук, которую он уже очень хорошо знал. Женщина, которая станет могущественной и милостивой королевой. Сообразительная умница, которая без колебаний конкурировала в индустрии, полной корпоративных акул. Наполеан сиял от гордости. Брук грациозно шагнула вперед и осторожно улыбнулась.

— Я стою в комнате, полной вампиров, — начала она, намеренно повышая свой голос, — замужем за мужчиной, о существовании которого даже не подозревала пару недель назад. Держу на руках ребенка, о появлении которого даже не задумывалась, а теперь не представляю, как о нем заботиться… на данный момент, — Она рассмеялась, и этот звук наполнил воздух вокруг них радостью, когда зрители присоединились к ней. — Черт, у меня даже клыки есть, — На этот раз даже Наполеан рассмеялся. — Но правда заключается в том, что несмотря на все мои карьерные цели, ради достижения которых я работала в прошлом, несмотря на все представления о будущем, всю свою жизнь я желала лишь одного…

Когда она остановилась, чтобы смахнуть слезу, Наполеану пришлось подавить желание заключить ее в объятия, отвести их обоих в дом и заняться с ней любовью, пока слезы не превратились бы лишь в воспоминание. Но вместо этого он слушал дальше.

— Всю свою жизнь я желала и никогда не смела надеяться иметь настоящую семью. Место, которое стало бы мне домом. Где бы меня любили и по-настоящему ценили, — Она вздернула подбородок и выпрямила спину, пытаясь набраться смелости. — Теперь у меня есть все это и многое другое.

Когда она взглянула на Наполеана и улыбнулась, его сердце наполнилось благодарностью и благоговением. Мужчина знал, что она действительно получила желанное: дом Джейдона стал теперь ее новой семьей. Вампиры здесь служили не из какого-то непонятного чувства долга, церемонии или притворства, они не давали пустых обещаний. Их род был связан честью, верностью и семейными узами, поэтому все они добровольно и с радостью поклянутся Брук в своей верности. Эта семья никогда намеренно не причинит ей вреда и не предаст ее. И пусть боги помогут тому, кто посмеет так поступить. Брук быстро заморгала, все еще пытаясь сдержать слезы.

— Знаете, если посмотреть со стороны, люди могут подумать, что мне приснился кошмар: крайне страшный мужчина ворвался в мой мир и вырвал мою жизнь с корнем, — Она взглянула на Наполеана и усмехнулась. — Но они были бы очень неправы. Правда заключается в том, что несмотря на все сложности этого мира, я словно проснулась в сказке. Самый невероятный мужчина в мире вошел в мою жизнь и просто вернул ее мне. — Ее взгляд стал нежным, когда она обернулась к мужу и прошептала: — Ты пробудил во мне счастье, о котором я и не мечтала, Наполеан. Ты помог мне разобраться в прошлом и дал невероятное будущее, которое я с нетерпением жду, — Она улыбнулась и прикусила нижнюю губу, слегка краснея.

Сердце Наполеана воспарило.

— Наполеан, я тоже тебя люблю, — прошептала она.

Эпилог

Накари Силивази обеими руками сжал железные прутья и закричал от боли, в очередной раз ощутив на своей коже резкий удар хлыста. Он не будет умолять. Он не доставит им такого удовольствия. Его тело сотрясалось на твердом граните, спина выгибалась в неестественных конвульсиях, а кровь стекала под обнаженным животом. Она казалась горячей по сравнению с холодным камнем.