Кровавая правда

Вот она. Стальная дверь в дальнем углу.

Он стремился к ней и открыл рывком. За панелью располагалась мерзкопахнущая лестничная клетка, и здесь стоял дубак. Вишес быстро спустился на нижний уровень, а, оказавшись в подвальном коридоре, сразу почувствовал кровь. Свежую. Женскую.

Вампирши.

— Сукин сын.

Спускаясь вниз, он с помощью обоняния определил, нет ли кого-то поблизости. Не-а, прямо сейчас нет, хотя ночью здесь побывало достаточно народу: ощущалось множество запахов, человеческих и вампирских, мужских и женских, они задержались в воздухе подобно теням, служили двухмерным воплощением живых представителей, спускавшихся сюда, чтобы потрахаться и вернуться обратно на вечеринку.

Звонившая женщина, очевидно, не стала здесь задерживаться. Поэтому невозможно сказать, какой запах принадлежал ей.

Но он знал, где остановиться.

Перед одной из многих дверей.

Запах свежей крови здесь бил в лицо.

Прежде чем открыть ее, Ви, нахмурившись, присел на корточки. На бетонном полу остался один красный след, направленный в сторону двери, на выход. Ви поднял голову и посмотрел вдоль коридора. Да… еще. Еще один след. Едва заметный. И последний, настолько слабый, что он увидел его лишь потому, что смотрел в упор.

Убийца? — задумался он. — Или та, кто сообщила о найденном теле?

А может, два в одном.

Выпрямившись, Вишес схватил ручку и открыл дверь. За ней стояла кромешная тьма, и смехотворный свет от мигающих ламп в коридоре почти не попадал сюда. Пофиг. Он знал, где находилось тело, и не по причине сбивающего с ног запаха крови. Когда глаза приспособились, он увидел что-то подвешенное к потолку прямо напротив него, и, как со следом, оно блестело в спазматическом свете из коридора.

Ви сдернул перчатку с руки, снимая с сияющей ладони преграду, защищающую окружающих от испепеления. Иллюминация от его руки была настолько яркой, что резало глаза, и, вытянув руку, Вишес стиснул зубы.

Женщина в маске была подвешена на мясницкий крюк к потолку, вздернутая за затылок, острый конец торчал из открытого рта и доходил до кончика носа. Горло было перерезано, кровь из вен лилась вдоль ее обнаженного тела, словно прозрачный саван, окрашивавший бледную кожу в красный цвет.

Через парные прорези в маске прямо на него смотрели открытые глаза.

— Гадство, — выдохнул Ви.

В точности, как две другие[13].

***

Бун открыл парадную дверь особняка своего отца и перешагнул через порог. От знакомых запахов лимонной натирки для пола, свежеиспеченного хлеба и роз из женской гостиной ему показалось, что все происходящее — сон.

Должно быть иначе, подумал он, окидывая взглядом торжественное фойе. Все должно ощущаться иначе.

Его отец мертв. И это монументальное событие по идее должно было отразиться на особняке, который всегда определял мужчину. Также как и его положение в обществе, деньги и родословная, так и этот огромный особняк задавал курс его жизни и служил ее фундаментом.

— Дверь не заперта.

Бун посмотрел налево, услышав четко выговоренные слова. В дверном проеме столовой стоял Марквист. Он держал в руке тряпку, пиджак был снят, а подвернутые рукава белой рубашки закреплены черными эластичными лентами.

Дверь не заперта.

Словно дворецкий был подключен к системе безопасности особняка.

— Мой отец умер, — сказал Бун.

Марквист заморгал. А потом тряпка в его руке еле заметно задрожала. Другой реакции мужчина не проявил.

— Эрмин тоже, — продолжил Бун. — Она оба… мертвы.

Дворецкий моргнул пару раз. И Бун понимал, что тот расстроен не из-за смерти женщины. Марквист не придавал ей значения, также как и Элтэмэр.

Дворецкий, ничего не добавив, развернулся и удалился. Хватая свободной от тряпки рукой воздух, словно — пусть и мысленно — пытался придать себе опоры.

Он скрылся за створчатыми дверьми, ведущими в кухню.

Бун повернулся навстречу холодному ветру, проникающему в теплый дом. Снова переступив порог, он встал на крыльцо и скользнул взглядом поверх извилистой подъездной дорожки и газона. В свете ламп, установленных вдоль линии крыши особняка, снег, укрывавший территорию особняка, сиял девственной чистотой, своим весом укрывая очертания владений до каменных столбов вдоль дороги. Расположенные на неодинаковом расстоянии, старые дубы и березы, сейчас лишенные листьев, заполняли свободные участки подобно вежливым гостям на газонной вечеринке, здесь же располагались цветочные клумбы, которые в теплое время года засадят бледными цветами.

Когда холодный ветер ударил по его одежде для боя, Бун подумал о своей настоящей мамэн.

Когда Иллюмина ушла в Забвение, ему так и не рассказали, что произошло с ней. Все случилось так внезапно и неожиданно, по крайней мере, для него. Она была молода, здорова и практически без вредных привычек. Тем не менее, однажды вечером, когда Бун спустился на Первую Трапезу, отец, сидевший за столом, накрытым булочками и яйцами бенедикт[14], сообщил ему, что Церемония проводов в Забвение состоится в следующий четверг.

Так просто.

Отец встал со своего места во главе стола, взял «Уолл-стрит Жорнал» и покинул столовую.