Кровавая правда

— Траур по человеку, с которым связывали сложные отношения, может быть тяжелее. Хочешь подождать здесь, пока я…

— Нет, я пойду с тобой. — Бун сделал глубокий вдох и собрался с силами. — Я буду вести себя как профессионал.

Зайдя в открытую дверь, он окинул взглядом комнату, устланную ковровым покрытием, обставленную в офисном, а не срань-Господня-сплошные-трупы-клиническом стиле: здесь стояли столы с ноутбуками, полки от пола до потолка с вертикальными папками, также был стол для совещаний с расположенными на нем фотографиями. Он отказывался на них смотреть.

В другой части комнаты располагались двойные двери… и, учитывая, что на них не было окон? Наверняка там хранили трупы.

— Он делает вскрытие самостоятельно? — спросил он. — Я про Хэйверса.

— Да. Делаю.

Бун обернулся. Бессменный терапевт расы вошел из коридора, его очки в роговой оправе, бабочка и белый халат напоминали о медицинском колледже Лиги Плюща[23]. С рубежа прошлого века.

— Рэксбун. — Мужчина подошел к нему и протянул руку. — Прими мои искренние соболезнования по поводу кончины твоего отца. Я был близко знаком с Элтэмэром, он был приятным собеседником. Нам всем будет его не хватать.

Бун встряхнул предложенную руку и пробормотал что-то подобающее в ответ. Ну, он на это надеялся. Вполне логично, что Хэйверс был высокого мнения об Элтэмэре. Целитель расы принадлежал к Глимере и был сделан из того же теста, что и его отец: богатый, хорошо образованный, знатного рода. Неудивительно, что они ладили.

— Если вы готовы принять урну, — сказал Хэйверс, — то она ждет вас.

Бун моргнул.

— Э-э… Да. Спасибо. Я заберу ее.

— Очень хорошо. После того, как мы закончим наше не радостное дело.

Хэйверс повернулся к Бутчу. Они поговорили о жертве, и Бутч подписал какие-то бумаги. Бун тем временем осознавал, что его сердце бьется где-то в горле, а во рту пересохло… но убийство тут не при чем.

Но, да ладно, словно он ожидал, что призрак Элтэмэра выпрыгнет из урны, спустится с полки, на которую он ее поставит, и закатить скандал по поводу кремации?

Уж лучше пепел, чем труп во фраке, который заявится на Последнюю трапезу и попросит порцию скотча…

Тихо выругавшись, Бун заставил себя сосредоточиться, когда Хэйверс открыл одну из двух внутренних дверей. Запах формальдегида усилился. Когда Бутч вместе с доктором вошел в помещение, Бун последовал за ними. Но остановился сразу за порогом.

В покрытой кафелем комнате было четыре рабочих места, возле каждого стол из нержавеющей стали, раковина с одной стороны и слив — с другой, металлические трубы и электрические провода под столом. Столики на колесах стояли рядом, предназначенные для инструментов и частей плоти, а крановые весы для взвешивания органов, лампы на стенах для рентгеновских снимков и результатов анализов указывали, что все можно сделать в одном месте.

Каждый дюйм пространства использован. Никакой упущенной выгоды.

И ни одного тела на столах. Слава Богу.

— Она здесь, — пробормотал Хэйверс.

Под «здесь» понимался холодильник на всю стену, разделенный на секции двумя дюжинами дверей три на четыре фута. И когда Бутч выдвинулся вперед, Бун держался сильно позади него, а Хэйверс тем временем открыл дверцу секции из верхнего ряда.

Терапевт выдвинул пластину из нержавеющей стали, и Бун забыл как дышать.

На выдвижном столе лежала обнаженная женщина на спине, голова, благодаря блоку под затылком, смотрела вверх, руки были прижаты к бокам, ноги вытянуты, ступни повернуты на бок. У нее были черные волосы, зачесанные назад, и покрытая пятнами серая кожа с многочисленными ранами. Высохшая и свернувшаяся кровь покрывала ее торс, а мясницкий крюк, от которого его затошнило, когда он просматривал фотографии на телефоне Бутча, оставался на месте, поддерживаемый тем блоком.

Словно он — неотъемлемая часть ее черепа.

Бун из уважения к женщине опустил глаза. И потому, что рвотный рефлекс начал выплясывать в его глотке.

— Парик и ее маска у нас, — тихо сказал Хэйверс.

— Да, мы видели фотографии с места преступления. — Бутч издал хммм, подходя ближе. — Бун, подойди сюда. Видишь где перерезано ее горло. Зеркальные надрезы на запястьях. Когда ее подвешивали, она еще была жива, судя по количеству крови в луже на полу.

— Не могу не согласиться с этим суждением, — сказал Хэйверс. — Я не проводил расширенный осмотр, но крюк вошел слишком аккуратно… значит, она была без сознания либо в глубоком шоке в этот момент. Она не сопротивлялась. Судя по объему крови, ее сердце еще билось какое-то время после повешения.

— На боку, — прокомментировал Бутч, меняя позицию. — Здесь видно, где ее тащили по полу. — Брат выпрямился. — Значит, он режет ее. Тащит по полу. Вставляет крюк, подхватывает ее здесь… и… здесь… — Бутч будто бы просовывает руки ей подмышки… где как раз располагались зеркальные синяки от пальцев. — Поднимает ее. А потом она истекает кровью.