Кровавая вода Африки

Доктор Легг пошёл в тень деревьев на опушке и лёг там навзничь прямо на траву, положив руку под голову. Спустя какое-то время к нему пришёл капитан и молча прилёг рядом. Скоро под деревья притащился Платон и разморено растянулся в тени рядом с капитаном. Было одуряюще жарко.

Через какое-то время к ним решительно приблизился мистер Трелони. Одна щека его была в мыльной пене, в руках он держал полотенце.

– Кто опять взял мою бритву? – возмущённо спросил он.

Трое лежащих на земле даже не шевельнулись. Потом капитан сказал глухо из-под полей своей шляпы:

– Спросите у принца Мугаффаля.

– Принц! – тут же воскликнул сквайр гневно, сверля глазами неподвижного Платона.

Платон, не открывая глаз, перевернулся на живот, громко зашуршав сухими листьями, и опять застыл без движения. Мистер Трелони оглядел всех троих, тщательно вытер щеку от пены и лёг ничком на землю рядом с Платоном, положив лицо на руки и на своё скомканное полотенце.

Доктор Легг лежал на спине под сейбой, смотрел на её резную листву и благостно улыбался. Томительный запах опавших листьев дурманом кружил ему голову. Издалека до него доносился какой-то неясный, убаюкивающий стрёкот… Над его головой на ветках, как белки, прыгали белые обезьянки, а само дерево было такое высокое, что они казались доктору крохотными светлыми пятнышками… Живыми пятнышками… Доктору было удивительно хорошо.

Маленький зверёк с миниатюрным, поднятым вверх остреньким хоботком, шурша упавшей листвой, осторожно приблизился к нему и обнюхал его плечо… «В Африке даже мышки с хоботками! – подумал доктор и тихо, почти про себя, засмеялся. Зверёк, зашуршав листьями, отбежал от доктора на несколько своих прыжков.

– Мышка-потаскушка, – нежно, по-русски, позвал доктор зверька.

– Как вы сказали? – с усмешкой переспросил доктора капитан и лениво поднялся на локте.

Платон, зашуршав, сел на колени рядом с капитаном и с интересом, улыбаясь, всмотрелся в доктора.

– Я говорю: мышка-потаскушка, – тоже с улыбкой повторил доктор Легг, осторожно поворачивая голову к капитану.

Платон засмеялся, а капитан сказал, покосившись на зверька, по-прежнему тихо копошащегося возле доктора:

– Вообще-то это землеройка… А мышка у русских – она «норушка», доктор… От слова «нора». Вы забыли.

– А лягушка? – спросил доктор удивлённо.

– А лягушка у них – «квакушка», – сказал капитан.

– А кто потаскушка? – упрямо выговорил доктор.

Он, счастливо улыбаясь, глядел на капитана хитрыми кошачьими глазами. Платон с капитаном дружно расхохотались. Землеройка мигом убежала. Полусонный, но заинтересованный мистер Трелони перевернулся на спину и стал подниматься с земли со словами:

– Господа, что такое? Мне-то хоть расскажите!

Капитан, улыбаясь, повёл довольным глазом на мистера Трелони, утвердительно кивнул ему и сказал доктору Леггу:

– А потаскушка – никто.

Тут капитан вдруг вскочил на ноги, бросил вверх свою шляпу и закричал ликующе, громко, на весь лес:

– Вы всё перепутали, дорогой доктор!

****

…каждый скорняк знает, что шкура бывает испорчена, если взять для её сохранения совсем не ту соль, или если эта соль будет втираться в шкуру не по правилам. Тогда шкура, как известно, ссыхается, морщится, роговеет, затем начинает подпревать, волос с неё облезает, и, что самое неприятное, шкура окончательно сгнивает.

Каждый скорняк знает, что мокросолёные шкуры самые лучшие, но иногда трудно бывает достать нужное количество соли, и тогда можно хранить шкуру, высушив её на шесте по хребту шерстью внутрь. Существует, как известно, ещё один вид сохранения шкур – это сухосоление, когда шкуры сначала солят, а потом высушивают на шесте. При этом способе соли можно брать меньше, чем при мокром солении…

Именно на шесте принесли аборигены в лагерь белых шкуру льва и остановились невдалеке. Все в лагере застыли от неожиданности и перестали собирать вещи.

– Как они узнали, что мы сворачиваем лагерь? – спросил капитан у португальца, поворачивая к нему голову.

– А как они всегда узнают? – ответил дон Родригу и пожал плечами. – Вот так и узнали, как мне кажется.

Капитан глянул на своих людей и крикнул им:

– Продолжайте, не останавливайтесь!

И он пошёл к туземцам, бормоча себе под нос сердито:

– Мы и так здесь ужасно задержались!