Кровавая вода Африки

– Да, – подтвердил капитан. – И в самом узком месте пролива из-за разницы прилива и отлива в определённое время можно наблюдать, как вода на несколько минут с оглушающим рёвом проваливается в пучину. И воронка водоворота то появляется, то исчезает, становясь то неглубокой, то просто бесконечной. А волна около водоворота может подниматься почти на тридцать футов. Гул в иные дни слышен на несколько миль.

– Есть легенда, – подал голос матрос Воробей. – Есть легенда, что это сама Зима стирает в проливе своё покрывало, полощет шумно и бурно. А когда покрывало делается белоснежным, она накрывает им всю Шотландию, и тогда уже напрочь, с концами, ложится снег.

– А на тамошней горе Папс есть логово ведьмы, – сказал матрос Джексон. – И несколько раз в день туман на эту невысокую гору ложится кольцом и движется вверх-вниз… А кто заберётся на гору и потревожит покой ведьмы – того она уже не отпустит от себя.

Джентльмены замолчали, видимо представляя себе эту ведьму. Спустя какое-то время капитан сказал с задумчивой улыбкой:

– А мошкары там бывает.

Доктор спросил у мистера Трелони:

– Вы этот водоворот видели, старина?

– Нет, не видел, – ответил сквайр. – А вот скотч оттуда мне нравится.

– О, скотч! – оживился доктор. – Да! О, да!.. С привкусом дыма с торфяных болот!

Глаза доктора засверкали, уголки губ задёргались. Рыжие брови поползли вверх, потом резко ушли к переносице. Доктор расстроенно закряхтел и затеребил свой бакенбард.

– Ничего, доктор, мы уже скоро вернёмся домой, – сказал капитан. – Потерпите немного.

– Пудинга хочется, – пояснил доктор, оправдываясь.

– Ну да, конечно. Мы все так и подумали, – сказал сквайр и добавил: – Тогда мне тоже пудинга хочется.

У костра весело расхохотались, а капитан спросил насмешливо:

– Доктор, а вам какого пудинга хочется – солодового или зернового?

– Да, какого? – поддержал капитана улыбающийся дон Родригу.

– Ну вас к чёрту, джентльмены! – отчаянно вскричал доктор. – Я согласен и на купажированный!

Раздался новый взрыв хохота. Дон Родригу перевёл слова доктора Жуану, глаза которого и без того сияли улыбкой. Матросы шумели и тузили друг друга в бока. Платон подбросил несколько веток в костёр. Костёр на мгновение притух, словно задумавшись, потом принялся пожирать ветки с усиленным пылом. Потянуло свежим, непривычным дымом. Не обращая на дым никакого внимания, джентльмены долго говорили о чём-то ещё и ещё, но каждый раз разговор обязательно сворачивал на Великобританию.

Спать в этот вечер все легли поздно.

****

Капитан шёл вниз по винтовой лестнице позади Жуана.

Ступени лестницы были каменные, стёртые подошвами тысяч и тысяч людей, когда-то ходивших по земле. Воздух здесь был сырой и тяжёлый, от осклизлых стен пахло плесенью, и откуда-то явственно тянуло просто могильным холодом. Звуки их шагов медленно и гулко растворялись в высоте.

Капитан остановился, держась за стену одной рукой, поднял глаза и посмотрел наверх. На какое-то мгновение ему показалось, что где-то там, наверху, на недосягаемой высоте тускло плавились закатным цветом узкие витражные стекла. Потом всё погасло, и наступила кромешная тьма, и в этой тьме, внизу, под ногами у капитана, слышался шелест шагов Жуана, продолжавшего спускаться вниз.

Капитан заторопился и прибавил шаг. Он шёл всё быстрее и быстрее, надеясь догнать Жуана, но того всё не было, как черепахи в одной из апорий Зенона, и через какое-то время капитан уже бежал, гнался за ним изо всех сил, временами останавливаясь, чтобы вслушаться и вглядеться в темноту, но скоро он уже едва тащился, задыхаясь, совершенно обессиленный и мокрый от пота, потом оступился, ударился и сполз на спине по лестнице, обдирая локти и цепляясь скрюченными пальцами за скользкие камни, а шелест шагов впереди становился всё тише, всё слабее, и когда капитан с ужасом понял, что Жуана ему не догнать, он застонал от отчаяния и проснулся…

Капитан встал и на противно дрожащих ногах прошёл к костру, вытирая на ходу глаза и лицо. Вахтенный матрос посмотрел на него совершенно спокойно – команда уже давно привыкла к его внезапным пробуждениям среди ночи. Капитан отпустил вахтенного спать и присел к костру. Так он и сидел у костра до другой вахты, размышляя о своём сне, кошмарная паутина которого с каждой минутой становилась всё тоньше, всё эфемернее, пока, наконец, она совсем не порвалась и не исчезла из памяти безо всякого следа. И утром уже ничего не напоминало ему о давешнем.

После завтрака лагерь свернули. Белые залезли в лодки, и гребцы по одной принялись отпихивать их от берега и выводить на середину реки. Скоро русло реки стало заметно расширяться, течение реки замедлилось, и гребцам приходилось уже трудиться вовсю, особенно когда подул сильный встречный ветер, и поднялась волна: по всему чувствовалось приближение океана.